ЗАПИСЬ БЕСЕДЫ МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ИЗРАИЛЯ М.ШАРЕТТА С МИНИСТРОМ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СССР А.Я.ВЫШИНСКИМ
6 января 1952 г.
Конфиденциально
Беседа состоялась в советском посольстве, где на время сессии остановился г-н Вышинский. Со мной на встречу пришел член кнессета Давид Хакоген. Г-н Вышинский был без сопровождения.
Я представил Д.Хакогена как члена делегации, члена кнессета, своего старого друга и товарища по партии. «Старый друг по партии?» — с усмешкой спросил Вышинский.
Вначале я сказал, что хотел бы, с разрешения г-на Вышинского, прояснить проблему, которая уже поднималась в наших беседах, и я надеюсь, что не злоупотреблю его терпением. Вопрос простой, придет ли когда-нибудь время, когда советские евреи смогут приезжать в Израиль?
Вышинский хотел было сразу дать ответ, но, увидев, что я еще не закончил, промолчал, взял лист бумаги и карандаш и начал записывать.
Я сказал, что СССР — единственная страна в мире, из которой нет еврейских репатриантов в Израиль. Создание нашего государства является всемирной еврейской акцией, но советские евреи, почти 2 млн. человек, не принимают в ней участия. Это нас весьма удручает и беспокоит, мы не можем смириться с создавшимся положением. Революция в России, приведшая к созданию СССР, явилась величайшим актом освобождения русского народа. Русский народ проявил тогда могучую волю и сбросил с себя ярмо тирании. СССР всегда поддерживал движения угнетенных народов, борющихся за освобождение и возрождение. Однако судьба еврейского народа отличается от судеб всех остальных народов в мире. Все народы живут на своей земле, прочно укоренившись на ней. Им достаточно сбросить ярмо иностранного угнетения, чтобы стать свободными. Евреи же были изгнаны со своей земли и разбросаны по всему свету. Национальное освобождение для них должно начаться с возвращения на родину и собирания диаспор. Именно этот процесс происходит сейчас на наших глазах. Это акт величайшего национального волеизъявления, императив еврейской истории. Позволю себе воспользоваться даже весьма резким оборотом — я знаю, что мы беседуем со всей искренностью, и мне очень важно точно выразить мысль — мы не понимаем, почему СССР должен ставить препятствия на историческом пути евреев. Вышинский покачал головой, бросил на меня суровый взгляд и сказал, что относительно исторического пути могут быть разные точки зрения.
Я ответил, что у нас нет сомнения, по какому руслу движется современная еврейская история. Факты подтверждают нашу оценку. Наше государство возникло в результате исторического процесса возвращения евреев на родину со всех сторон света. Мы были пылью, рассеянной по лику земли, но, благодаря волевому усилию, сумели собраться воедино и стать силой. СССР помог нам сделаться государством. Эта помощь никогда не сотрется со скрижалей нашей истории. Но с достижением независимости наше становление не завершено, независимость лишь заложила для него новые основы и дала значительный стимул. Собирание диаспор происходит сейчас с несравненно большим размахом, чем это было до становления государства. Лишь советские евреи не принимают участия в этом процессе. Недавно наш посланник в Москве имел возможность обсудить с г-ном Вышинским вопрос о репатриации близких родственников, то есть о выдаче виз на выезд в Израиль гражданам или жителям СССР, члены семей которых живут в нашей стране. После этой встречи наш посланник направил г-ну Вышинскому письменный меморандум. Можем ли мы надеяться, что решение будет найдено и, по крайней мере в этой части, оторванность советских евреев от Израиля будет преодолена?
Вышинский начал отвечать, время от времени бросая взгляд на свои записи. С самого начала в его голосе слышалось еле сдерживаемое раздражение, потом оно прорвалось наружу. Он сказал, что мое утверждение насчет противоречия политики Советского Союза ходу еврейской истории не имеет под собой почвы. Доказательство-де я сам же и привел, указав на советскую помощь становлению государства Израиль. СССР стоял на стороне Израиля в самые трудные моменты. Ему хотелось бы ошибаться, но у него складывается впечатление, что трудные моменты ждут Израиль и в будущем; в каждом таком случае он может твердо рассчитывать на поддержку СССР. А как сам Израиль ведет себя по отношению к Советскому Союзу? В каких случаях он помогает СССР? Ведь в межгосударственных отношениях не принято просить о помощи, не отвечая взаимностью. Он, Вышинский, сидит и смотрит на нас на этой сессии, и что же он видит? Мы не только не помогаем, но даже занимаем недружественную позицию по отношению к СССР. Что произошло вчера во время голосования по проекту резолюции СССР относительно американского предложения о финансировании враждебных и агрессивных акций против СССР и его союзников? То, что сделали американцы — это невероятный скандал; они открыто покусились на безопасность Советского Союза! Он прекрасно знает, что нам нелегко вступать в столкновение с Соединенными Штатами. Мы зависим от американцев в экономическом плане, и он входит в трудности нашего положения. Но разве мы не могли по крайней мере воздержаться при голосовании? Наша поддержка американской позиции глубоко огорчила его и его товарищей. Им неважно, как проголосуют Коста-Рика или Гондурас, но Израиль?! Они убеждаются в том, что Израиль перешел к последовательной поддержке врагов Советского Союза.
Тут я его прервал и сказал, что ему прекрасно известно о том, как мы голосовали за кандидатуру Белоруссии в Совет Безопасности, вразрез с позицией США. Это замечание вызвало новый взрыв возмущения. Он вовсе не считает, что за это Израиль заслуживает особой премии. Голосуя за Белоруссию, Израиль выполнял свой долг прежде всего по отношению к самому себе, а не к СССР. Это был вопрос соблюдения основополагающего принципа, попранного американцами. Как Израиль вообще может полагаться на дружбу такой державы, как США? Американцы будут помогать только до тех пор, пока Израиль можно использовать. США действуют всегда только в своекорыстных интересах; изменятся их расчеты, и эти разбойники, не колеблясь, просто задушат Израиль. И в такой ситуации израильтяне еще приходят просить помощи у СССР?! Израиль не имеет никакого права на такую помощь! Если бы это была официальная беседа, он тут ее и завершил бы, ограничившись замечанием, что, раз мы не понимаем сущности советской политики, он не обязан давать нам разъяснения. Но это не просто официальная беседа, а разговор с Ша- реттом, к которому он всегда питал чувства личной симпатии и уважения. Мне, Шаретту, он готов объяснить ситуацию.
Действительно, наш посланник обсуждал с ним проблему воссоединения семей. Этот вопрос поднимался и на нескольких наших предыдущих встречах. Но за последний год он шесть месяцев проболел (рефракция сердца) и не мог заниматься правительственными делами. Да и сейчас ему приходится очень беречь себя. Но по возвращении из Парижа он обещает заняться этой проблемой вплотную. По его оценке, заинтересованным лицам будет предоставлена возможность подать прошение на выезд, а затем каждая такая просьба будет решаться в индивидуальном порядке. Если речь идет о пожилых людях, у которых дети в Израиле, или о молодых, у которых в Израиле родители, или о каких-то аналогичных случаях, нет никаких оснований напрасно заставлять людей страдать. Воссоединение семей разрешалось и прежде. Но в данном случае проблема поднята иначе, в плане эмиграции (почему-то он произнес это слово с украинским акцентом, с фрикативным «г»). Об эмиграции нечего и говорить. Государственный строй в СССР не позволяет этого. Кроме того, в этом плане проблема не существует. Советские евреи дышат другим воздухом, и не следует смешивать их с евреями в других странах. У него самого много знакомых евреев, и ни один из них не помышляет об эмиграции из СССР в Израиль или любую другую страну. В любом случае, никто из них не высказывал ему такой мысли. И это не удивительно. Евреи в СССР пользуются полным равенством. Они занимают важные позиции во всех сферах жизни, в том числе на государственной службе. Достаточно упомянуть Лазаря Кагановича, одного из наиболее известных и любимых деятелей в Советском Союзе.
Затем Вышинский сделал еще несколько замечаний общего характера, призванных доказать, что советские евреи ни в чем не нуждаются и не помышляют о репатриации в Израиль.
Когда он кончил, я сказал прежде всего, что высоко ценю личное доверие с его стороны и сам тоже буду говорить со всей искренностью.
Он прервал меня, сказав, что никакие преходящие обстоятельства не в силах изменить его личное отношение ко мне, сопроводив эту фразу несколькими комплиментами. Напряжение беседы разрядилось, но затем он добавил: «Несколько минут назад я немного сорвался, о чем весьма сожалею. Забудьте об этом».
Я сказал, что прекрасно понимаю, что он хотел мне объяснить, и со своей стороны, прошу позволения сделать несколько замечаний. Разумеется, голосовать за Белоруссию было нашим долгом по отношению к принципам, которых мы придерживаемся. Но факт остается фактом — это в значительной мере испортило наши отношения с США. А учитывая полную экономическую зависимость от американской помощи — кстати, я рад был услышать, что необходимость этой помощи вы понимаете, — такое решение, разумеется, далось нам нелегко. Тем более, что Великобритания и Франция, которые сначала проголосовали с нами вместе за кандидатуру Белоруссии, вдруг покинули нас и перешли на сторону Греции. Что же касается вчерашнего голосования, то, если бы на голосование вынесли американский проект, предусматривающий для них право выделять средства на эти цели, тогда наше положение было бы совершенно иным. Такое предложение мы бы не поддержали. Но на повестке дня стояло советское предложение, обвинявшее США во всех смертных грехах. Если бы мы не поддержали США в этих условиях, это поставило бы под вопрос всю систему израильско-американских отношений. А этого мы не можем себе позволить.
Этот мой ответ не исчерпал темы беседы. Готовясь к поездке, я не присутствовал на заседаниях Первого комитета в последний день перед праздничными каникулами, когда и состоялось голосование, поэтому у меня не было возможности ознакомиться с текстом советского предложения. Лишь позднее, после беседы с Вышинским, этот текст попал мне в руки, и я узнал, что целью инициативы было осудить закон о взаимной безопасности полностью, а этот закон включает специальный пункт об оказании безвозмездной помощи Израилю. Так что в любом случае у нас не было выбора при голосовании. Я направил ему записку, где пояснил этот аспект проблемы и одновременно поблагодарил за предоставленную возможность встретиться с ним и выразил надежду, что в вопросе о воссоединении семей будет достигнут прогресс.
Я сказал г-ну Вышинскому, что не знаю, отдает ли он себе отчет, насколько вся наша деятельность по государственному строительству зависит от помощи США. У нас нет ни малейшей надежды прийти к экономической самостоятельности и, как следствие, к подлинной государственной независимости каким-либо иным путем. Используя только местные ресурсы, нам никак не создать экономику, которая смогла бы принять 700 тыс. уже прибывших репатриантов и сотни тысяч тех, кто еще приедет. Внешняя помощь необходима нам, как воздух, а единственным крупным источником такой помощи является Америка: не только американские евреи, но и администрация США. Кстати, и помощь американских евреев зависит от доброжелательного отношения администрации, от признания ими того факта, что Израиль является дружественным США государством. Американские евреи являются патриотами США в той же мере, в какой советские евреи — патриотами СССР. Я упомянул о примере, который уже приводил Малику и Соболеву у меня на обеде несколько дней назад: если человек лежит без сил, на земле, нужно, чтобы кто-то ему протянул руку и помог встать. Сам он без посторонней помощи не поднимется, но когда он уже будет стоять на ногах, помощь ему больше не понадобится.
Вышинский сказал, что понимает мой подход, но, если честно, не разделяет его. Впрочем, это личное мнение, и мы можем о нем говорить не как представители государств, а как два бывших студента одного и того же университета. Он лично считает, что выбранный нами путь ведет не к независимости, а к экономическому и политическому порабощению. СССР тоже переживал период, когда экономика лежала в руинах и был шанс выйти из кризиса путем раздачи концессий иностранцам. Но решение было принято иное. Пришлось, правда, пройти через очень тяжелые испытания, но в конце концов государство справилось собственными силами.
Я ответил, что, к сожалению, к нам этот опыт не применим. Это не вопрос преходящих трудностей, даже не вопрос голода. Нам угрожает куда более серьезная опасность, она касается самого нашего материального существования как народа и государства. Пока мы находимся лишь в процессе становления, и если мы не сумеем создать государство и абсорбировать репатриантов — нас ждет крах. И тогда весь труд и все жертвы, положенные на алтарь независимости, окажутся напрасны. В этом плане нам терять нечего: если из опасений оказаться «порабощенными» мы откажемся от американской помощи, очень скоро нас просто не станет. И это не вопрос одной только экономической помощи. Нам необходимо много оружия. Мы окружены врагами со всех сторон, причем враждебные народы численно превосходят нас на порядок. Оружие же мы можем сегодня получить только от США и их союзников. Не наша вина в том, что мы явились в этот мир в период международной напряженности и взаимной подготовки к новой войне. Не мы тому причина. Но для нас вопрос жизни и смерти — набраться сил именно сейчас, при существующем положении в мире, которое мы не в состоянии изменить. Набраться сил — означает получить помощь, но эта помощь есть лишь средство для достижения цели — укрепления независимости. При всей нашей нужде в иностранной помощи мы полны решимости не содействовать никаким агрессивным проискам против СССР. Мы знаем, что советская пресса постоянно публикует вымыслы о якобы строящихся у нас американских базах, о том, что мы являемся якобы орудием в руках США для достижения темных целей, но все эти публикации не имеют под собой почвы.
Вышинский сказал: «Никогда мы такого о вас не говорили».
Я ответил, что тем не менее советская пресса постоянно публикует такую информацию. Вышинский промолчал.
Далее я сказал, что мы заинтересованы поддерживать равновесие в нашей международной позиции, но СССР не помогает нам добиться этого. У американцев есть сильный козырь, которым вроде бы располагает и Советский Союз, но Москва почему-то совсем его не использует. В результате получается, что в этом плане перевес на американской стороне. Этот козырь — свободные связи между евреями диаспоры и Израилем. Наши связи с американскими евреями постоянно расширяются, а с евреями СССР нет никаких контактов.
Вышинский бурно отреагировал на это. «Как Израиль не понимает, что Америка содействует этим связям лишь для собственной выгоды?» — воскликнул он. Американские евреи, прибывающие в Израиль, занимаются проамериканской пропагандой, являются орудием для осуществления замыслов Вашингтона! Конечно, в конце концов этим планам не суждено сбыться, потому что американские евреи, поселяющиеся в Израиле, становятся израильскими, а не американскими патриотами, но смысл позиции США именно таков.
Я заметил, что не имел в виду американских евреев, репатриирующихся в Израиль (кстати, их очень немного). Речь идет об американских евреях, посещающих Израиль, о предоставляемых нам возможностях посещать евреев в США и о других формах свободных контактов между нами.
«Это другое дело», — сказал Вышинский и тут же перевел разговор на вопросы советского туризма, в результате чего беседа зашла в тупик. Они в СССР признают только коллективный туризм, то есть визиты организованных делегаций. За последний год СССР таким образом посетили 40 тыс. человек. Действительно, туризм в Советском Союзе страдает от недостатка средств, государство занято послевоенным восстановлением и не имеет свободных денег для развития туризма и создания необходимых для этого учреждений. Но пройдет время, и ситуация изменится.
Я вернул беседу в главное русло и заговорил о будущем советского еврейства. Советский режим занял четкую позицию по национальному вопросу, предоставив абсолютное самоуправление каждому народу в рамках Союза. Но это решает проблемы компактно проживающих национальных групп, а для разбросанных по всей стране евреев такой подход неприменим.
Вышинский тут же отреагировал: «Это неверно, мы создали еврейскую республику в Биробиджане».
Я сказал, что этот эксперимент, по нашему впечатлению, приводит к трем выводам: во-первых, лишь ничтожное меньшинство советских евреев живет в Биробиджане.
Вышинский прервал меня: «Кто виноват, если им удобнее оставаться жить в Москве?».
Я согласился с этим, но указал, что, в любом случае, в этом плане цель достигнута не была. Второй вывод — евреи в Биробиджане составляют меньшинство.
Вышинский: «Неправда, они составляют большинство. Видимо, вас ввели в заблуждение фамилии. Многие фамилии выглядят как русские, а на самом деле они принадлежат евреям».
Я сказал, что мы не настолько хорошо разбираемся в биробиджанских делах или в советской статистике, чтобы определить, кто под какой фамилией скрывается. Я говорю об общих впечатлениях, которые поступают к нам, в том числе издалека. А третий вывод — большинство евреев Биробиджана живут в городах, попытки приучить их к деревенской жизни, к сельскому хозяйству потерпели неудачу.
На это он не ответил.
Тогда я вновь подчеркнул, что проблема советских евреев носит особый характер, отличный от проблем других народов СССР. Чтобы поставить все точки над «i» и разъяснить нашу позицию по этому вопросу, мы хотели бы когда-нибудь встретиться со Сталиным.
Вышинский ответил: «Г-н Сталин хорошо понимает суть проблемы».
Я добавил, что нам также ясно, что очень многие советские евреи считают себя плотью от плоти советского строя и даже не думают о том, чтобы покинуть СССР. Но, возможно, есть немало и таких, кто выбрал бы репатриацию в Израиль, если бы им предоставили такую возможность.
Вышинский вновь повторил, что никто такого желания не выражает.
Я сказал: «Это потому, что нет возможности».
Он ответил: «Никто не обращается за визой на выезд».
Я сказал, что это потому, что нет решения на государственном уровне выполнять подобные просьбы. Получается порочный круг. Если бы его можно было разорвать, хотя бы для членов разъединенных семей, и начали появляться сообщения о прибытии советских евреев в Израиль, это стало бы прекрасной новостью для израильтян и для евреев во всем мире. Еврейская общественность убедилась бы, что СССР достаточно силен, чтобы изменить свою линию, если он приходит к выводу, что такое изменение оправдано.
Вышинский повторил, что вопросы воссоединения будут решаться в индивидуальном порядке, с учетом конкретных обстоятельств в каждом случае. Тогда я добавил, что появление советских евреев в Израиле вряд ли понравится Америке. Мы требуем этого потому, что это нам необходимо — вот в чем заключается наша линия по всем вопросам.
Вышинский заметил, что евреи-коммунисты, естественно, не захотят ехать в Израиль, чтобы подвергаться там преследованиям. Он понимает, что Израиль не может сегодня стать коммунистической страной, и не требует этого. В любом случае они не собираются посылать к нам агентов.
Я сказал, что должен отметить просто как факт, что коммунисты в Израиле не подвергаются преследованиям, но и силой особенной у нас не располагают. Существование компартии вполне законно, в кнессете заседают ее представители, которые выражают свою позицию весьма громогласно.
Тут беседа пошла по кругу, мы вернулись к проблемам развития и американской помощи. Д.Хакоген привел несколько примеров жизненно необходимых для нас проектов развития в сельском хозяйстве и промышленности, реализация которых невозможна без участия иностранного капитала. Обсуждение проблемы репатриации продолжалось в общем плане, без принятия каких-либо решений.
Вышинский несколько раз повторил, что «никто не обращается» и «нам не известно о ком-либо, кто хотел бы уехать». Вновь и вновь он заявлял, что желание покинуть СССР вообще не может возникнуть естественным путем, поскольку евреи полностью интегрированы в советскую жизнь и являются органичной частью общества: «Если бы Вы приехали и посмотрели, убедились бы сами».
Я сказал, что, вообще говоря, хотел бы просить разрешения приехать. Эти мои слова несколько смутили Вышинского, он явно понял, что сказал что-то лишнее. Но тут же он поправился и вежливо заметил: «Я всегда рад Вас видеть».
В конце беседы я подчеркнул, что евреи — народ терпеливый, но упрямый и мы не намерены отступаться от вопроса о возможности репатриации советских евреев в Израиль.
Расстались мы по-дружески, Вышинский проводил нас широкой улыбкой.