ПИСЬМО ПОСТОЯННОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ИЗРАИЛЯ ПРИ ООН А.ЭБАНА МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ИЗРАИЛЯ М.ШАРЕТТУ
16 июля 1951 г.
Секретно
Беседа с Яковом Маликом, представителем СССР при ООН
4 июля я посетил в сопровождении советника израильского представительства при ООН Гидеона Рафаэля г-на Якова Малика в резиденции советской миссии при ООН. Состоялась сердечная и весьма содержательная беседа, начавшаяся с обсуждения проблем региона и затем переведенная Маликом в русло общемировой проблематики.
Сам факт проведения такой беседы вызвал особый интерес общественности и ООНовских кругов, поскольку с момента своего сенсационного выступления 26 июня Малик упорно отказывался вступать в политические разговоры со своими коллегами в ООН. Сразу же после выступления к нему обратились председатель Генеральной Ассамблеи и представители США и Великобритании и потребовали встречи для прояснения ряда позиций, но ни одному из них не удалось добраться до Малика; всем сообщалось, что он нездоров. Томас Гамильтон из «Нью-Йорк тайме», старейший журналист, аккредитованный в ООН, употребил все свое влияние, пытаясь пробраться к Малику, и тоже безрезультатно. Правда, в последний день июня Малик решил выздороветь, чтобы участвовать в традиционном ежемесячном приеме, устраиваемом действующим председателем Совета Безопасности в честь членов Совета. По слухам, циркулирующим в коридорах ООН, он завершил обед в «Уолдорф Астории» деликатесами советского производства и «царским вином в больших количествах», но все разговоры свел к обмену любезностями, ни разу не коснувшись мировых проблем. Назавтра он снова заперся у себя в резиденции.
Встреча с ним оставила впечатление, что он пригласил меня прежде всего, чтобы узнать об откликах и эффектах от его речи в США и в ООН, сам же он не намеревался что-либо пояснять или добавлять. Очевидно, что, если бы такая беседа состоялась с Энтезамом, Гроссом или Джеббом, они требовали бы именно разъяснений и добавлений, и тогда он оказался бы перед неприятной дилеммой: сказать лишнее или отмолчаться и «потерять лицо» в глазах коллег. Совсем другое дело — встреча с представителем маленькой страны, не несущей особой ответственности за акцию ООН в Корее (да еще если представитель этот не получал инструкций от своего правительства добиться дополнительных разъяснений от г-на Малика).
Прежде всего я поздравил Малика с выздоровлением, он поблагодарил и вежливо заметил, что и на моем лице написано полное здоровье. Я поблагодарил его за подарки, которые он мне переслал через Лурье. Он ответил: «Это отражает два основных принципа советской внешней политики — взаимность и равенство» (намек на бутылку израильского вина и коробку шоколада «Элит», которые я ему послал во время его предыдущей болезни).
Я заявил Малику, что мы твердо решили вынести на Совет Безопасности вопрос о блокаде Суэцкого канала. После того как представитель ООН на месте охарактеризовал блокаду как «враждебный и агрессивный акт» и обратился к Египту с требованием положить конец этой порочной практике, очевидно, что наше право и долг поднять этот вопрос перед органом, отвечающим за поддержание международной безопасности. Поскольку СССР всегда призывал к установлению мира между Израилем и арабскими странами, мы уверены, что и сейчас Москва присоединится к усилиям, направленным на прекращение блокады, так как без отказа от враждебных акций не может быть мира.
Малик на это кивнул и задал несколько вопросов о размерах экономического ущерба, нанесенного Израилю блокадой. Я дал разъяснения относительно нефтеперегонных заводов, о нашем стремлении развивать торговые связи со странами Африки и Дальнего Востока, но подчеркнул, что наша озабоченность вызвана не только и не столько экономикой. Главный вопрос — допустимо ли совершать враждебные агрессивные акции через 2,5 года после подписания соглашения о перемирии. Малик согласился с замечанием, но добавил, что мы должны принимать в расчет и стремление Египта завершить обретение независимости. Здесь мы пояснили ему, что четко проводим различие между блокадой и требованием Египта о выводе иностранных войск. Рафаэль напомнил, что Израиль всегда с большим сочувствием относился к требованиям такого рода, и это принципиальная позиция. Я добавил, что и после завершения ухода иностранных войск свободный и независимый Египет обязан будет соблюдать международные обязательства, регулирующие его отношения с другими странами — Устав ООН, договор о Суэцком канале и соглашение о перемирии. Мне показалось, что эти слова произвели на него впечатление, по крайней мере, он ни разу не высказал возражений.
По ходу беседы сложилось впечатление, что СССР будет действовать в этом вопросе так же, как он действовал в споре в связи с инцидентами в районе Нахарии и Хуле, то есть промолчит в ходе обсуждения и воздержится при голосовании. Тот факт, что Израиль поднимет этот специфический вопрос в то время, как Великобритания поставит на обсуждение общие проблемы англо-египетских отношений, в значительной мере гарантирует нас от негативной позиции Москвы. Стоит отметить, что прежде, во время дискуссий в Совете Безопасности в августе 1949 г. и ноябре 1950 г., Советы ни разу не приходили на помощь Египту, когда раздавалась резкая критика в связи с блокадой Суэцкого канала.
Г-н Малик попросил меня объяснить ситуацию в нашем конфликте с Сирией. Он спросил, не считаем ли мы резолюцию Совета Безопасности от 18 мая негативным поворотом в отношении к нам Лондона (в кругах ООН бытует мнение, что именно Англия, а не США, инициировала возобновление обсуждения этого вопроса после прекращения огня 8 мая). Малик добавил, что резолюция от 18 мая ухудшила ситуацию, поскольку арабы получили поддержку своей экстремистской позиции. Впервые мы услышали от советского представителя в ООН слова осуждения акции западных держав по вопросу о Хуле.
В конце обсуждения региональных проблем я не собирался затрагивать корейскую проблему, но Малик обратился ко мне с вопросом: «Ну, а что здесь происходит?» Когда я выразил недоумение такой общей постановкой вопроса, он добавил: «Я имею в виду шансы на мирное решение в Корее». Я сообщил ему, что в Вашингтоне ощущается сильное стремление окончить корейскую войну и что американский народ вздохнул с облегчением, когда выступление советского представителя открыло такие широкие возможности для достижения мира. Рафаэль напомнил, что во всех наших предыдущих беседах с г-ном Маликом мы решительно отвергали предположение, что американский народ и его лидеры стремятся к разжиганию войны (в ходе прошлой беседы, которая была весьма напряженной, Малик напрочь отмел наши оценки по этому вопросу и заявил, что позиция американской общественности не имеет значения, поскольку-де она полностью зависит от гегемонистских устремлений лидеров).
Малик сказал, что его последняя речь была с большой симпатией воспринята народными массами США. Сам он получил письма и телеграммы со всех концов страны, все они приветствовали советскую инициативу. Монахиня из Чикаго прислала ему инкрустированный крестик и письмо с пожеланиями успехов. Женщина из Нью-Йорка послала медальон в форме сердечка с пожеланиями скорейшего выздоровления от болезни сердца. «Все довольны, кроме генерала Маршалла и г-на Вильсона», — заявил Малик. И тут же перешел к прочувствованной речи о растущей воле к миру и о страхах «правящих кругов» США, что прекращение огня в Корее приведет к общей разрядке напряженности и ударит по производству вооружений. Американский народ жаждет мира, особенно после того, как десятки тысяч солдат погибли в Корее. Но официальная политика продолжает строиться на угрозе войны.
Ясно, что речь Малика имела целью повлиять на американскую политику в области вооружений, это было не менее важно, чем достижение того или иного результата на Дальнем Востоке. В любом случае во время разговора он больше интересовался американским, а не корейским фронтом.
Затем разговор перешел на анализ перспектив, прежде всего возможностей того, что выступление Малика послужит поворотным пунктом не только к миру в Корее, но и к восстановлению безопасности во всем мире. Малик рассказал, что на приеме от имени председателя Совета Безопасности ему задавали этот вопрос представители США и Англии, которые давили на него, используя тему «закрытого мира», утверждая, что не может быть мира между правительствами, пока нет культурных и других отношений между народами. Малик сказал, что он решительно отмел предположение, что Восточная Европа является «закрытым миром» и самоизолируется в культурном плане: «Вот наша знаменитая балерина совершает поездку по Франции, известный скрипач играет в Риме, футболисты выступают в Норвегии». (Малик ничего не сказал о возможности ответных визитов.) Он объяснил Гроссу и Джеббу, что их критика относится лишь к внешней стороне проблемы, а не к сути. «Я сказал им: уберите свои агрессивные базы из Европы и Азии, тогда, если хотите, мы заполоним Запад нашими балетными труппами». Когда Малик заговорил об агрессивной экспансии США в Турции и Греции, мы попытались опровергнуть его слова, объяснив, что после второй мировой войны, приведшей к краху таких держав, как Германия и Япония, к ослаблению Британии и Франции, возник своего рода вакуум влияния, куда устремились две великие державы — США и СССР. Это не следует рассматривать как осознанное стремление к агрессии. Г-н Рафаэль добавил, что процесс создания нового баланса сил подходит сейчас к завершению и в результате мир станет более стабильным. Что касается США, они всегда стремились к разоружению и самоизоляции. Малик возразил, что после двух мировых войн никаких шансов на самоизоляцию Америки нет.
Г-н Рафаэль напомнил Малику свое недавнее замечание о том, что четырехсторонняя встреча не имеет шансов на успех, пока продолжается война в Корее. Малик ответил: «Может быть, Вы и правы. Но прекращение боев в Корее подвергнет испытанию искренность стремления США к всеобъемлющему урегулированию». Далее он согласился с моим замечанием, что в американском конгрессе никто (даже те, кто поддержал экстремистские предложения Макар- тура) не предлагал отвергнуть предложения Малика, так как во всей стране нет политика, который бы осмелился требовать продолжения войны. Малик сказал, что и он обратил на это внимание. Тогда Рафаэль заметил, что Израиль проводил последовательную политику в корейском вопросе, постоянно выступая за прекращение огня как необходимое предварительное условие решения политических проблем. На это Малик ничего не ответил. Возвращаясь к своему выступлению по радио в том, что касается его личной роли, он сказал, что судьба часто ставила его в положение миротворца. Еще будучи послом СССР в Японии в 1945 г., он стал первым, кому японцы сообщили о своей готовности капитулировать: видимо, им не удалось найти генерала Макартура, так что капитуляция перед США произошла позже. Затем Малику удалось положить конец блокаде Берлина, а сейчас и корейская война в результате его выступления подходит к концу. Рафаэль предложил ему переключиться теперь на установление мира между Израилем и арабскими странами, Малик рассмеялся и сказал, что столь далеко его таланты не распространяются. Тем более, что еще один ангел мира — д-р Банч — уже застолбил эту территорию, а конкурировать с другими посредниками Малик не намерен.
Когда я спросил его о планах на лето, он сказал, что через два дня уезжает. Сейчас, по его мнению, нет условий для политической дискуссии по Корее и Дальнему Востоку; ясно, что это ни к чему не приведет, пока не будет признано право КНР заседать в ООН, а американцы резко отвергают такую постановку вопроса. Поэтому на данном этапе лучше ограничиться прекращением огня. Когда мы уже собрались уходить, Малик выразил надежду на новую встречу уже не в Нью- Йорке, а в Париже. Это был явный намек на его желание не возвращаться на пост постоянного представителя в ООН. По слабому голосу и постоянному покашливанию чувствовалось, что он нездоров. Расстались мы весьма сердечно, обменявшись всеми возможными поздравлениями и пожеланиями. Малик проводил нас до самого выхода, чего он прежде никогда не делал. Еще немного, и он появился бы с нами средь бела дня на Парк-авеню.
Когда я рассказал Малику о назначении Шмуэля Эльяшива посланником в Москву, тот дал ему высокую оценку, особо отметив глубокие познания нашего посланника в русской литературе.
Если Малик действительно собирается оставить службу в Нью- Йорке, интереснейший период израильско-советских отношений подходит к концу. За эти три года он последовательно демонстрировал симпатию нашему делу и всегда проявлял интерес к становлению Израиля. Даже процесс нашего сближения с Западом и поддержка нескольких антисоветских резолюций не повлияли на это отношение; по крайней мере, я ни разу не слышал от него какой-либо критики в наш адрес. В последнее время, после приема нас в ООН, он имел обыкновение вести со мной и с г-ном Рафаэлем долгие и интересные беседы по мировым проблемам; когда объем работы не позволял мне посетить его, он находил способ выразить свое разочарование и желание возобновить контакт. Насколько можно судить по этим контактам, мы не потеряли в глазах Советского Союза ни своей значимости, ни достоинства.
После отлета Малика в Москву мне стало известно, что встреча с нами была единственной беседой на политические темы, которую он провел в период с 26 июня и до дня отъезда.
С уважением
Абба Эбан