ПИСЬМО СОВЕТНИКА ПОСТОЯННОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА ИЗРАИЛЯ ПРИ ООН Г.РАФАЭЛЯ МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ИЗРАИЛЯ М.ШАРЕТТУ
3 сентября 1952 г.
Секретно
Беседа с представителем СССР Яковом Маликом
Примерно месяц назад, когда выяснилось, что Малик собирается вернуться в СССР (то ли в отпуск, то ли навсегда), г-н Эбан попросил о встрече с ним. Встреча не состоялась, так как в то время Малика в городе не было.
22 августа я был в Комитете по разоружению. Перед началом заседания ко мне подошел Малик, выразил сожаление, что не мог ответить на просьбу Эбана, и спросил, готов ли я поговорить с ним в удобное для меня время.
Беседа состоялась 26 августа в советском представительстве. Продолжалась час с четвертью. Участвовал также личный помощник Малика Поляков (он записывал, а временами также переводил).
Прежде всего, Малик заявил, что снятие палестинской проблемы с повестки дня сессии вызвало у него облегчение. С того момента, как этот вопрос был впервые вынесен на решение ООН в 1947 г., СССР выступал за то, чтобы стороны сами урегулировали оставшиеся после войны разногласия в ходе прямых переговоров. СССР всегда был против Согласительной комиссии и выступал за ее роспуск. Развитие палестинской проблемы в ООН и вне ее доказало, что этот советский подход был справедливым и прагматичным. Поэтому СССР приветствует исключение палестинской проблемы из повестки дня седьмой сессии. Я ответил, что и мы не видели никакой особой пользы в продолжении деятельности комиссии, но, учитывая политические отношения между нами и странами-членами, нам приходилось проявлять осторожность, поэтапно ведя дело к ликвидации комиссии. Я вкратце изложил ход наших переговоров с комиссией о разблокировании замороженных счетов арабских беженцев.
Затем я перешел к деятельности Ближневосточного Агентства ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ, отметив, что есть возможность снять его доклад с повестки дня Политического комитета и передать в одну из технических комиссий. Малик не проявил никакой заинтересованности и даже не спросил, есть ли подвижки в решении проблемы беженцев.
Чтобы полностью прояснить нынешнюю позицию СССР по палестинскому узлу проблем, я перевел разговор на вопрос об Иерусалиме. В то утро в «Нью-Йорк тайме» появилась редакционная статья, предостерегавшая, что СССР демонстрирует заинтересованность в деятельности русских религиозных учреждений в городе. Малик ответил, что читал статью, и считает, что это дымовая завеса, призванная отвлечь внимание от происков США. «Чего они от нас хотят? — со смехом спросил он. — Когда мы молимся в церквах — плохо; когда мы не молимся — еще хуже; когда интересуемся церковными делами — ужасно; когда интересуемся церковным имуществом — вообще кошмар!».
Он отметил, что арабы подняли страшный шум в связи с переводом министерства иностранных дел в Иерусалим. «Но кто на них обращает внимание?» — сказал он и добавил: «Непонятно только, почему ваши американские друзья вмешиваются в ваши внутренние дела и выступают против перевода вашего МИД?». Я объяснил, что не стоит возмущаться американской позицией по этому вопросу, поскольку, по нашему мнению, она носит преходящий характер и высказана лишь для того, чтобы успокоить арабов. «Вам не стоит беспокоиться о судьбе наших отношений с американцами, — сказал я, — все утрясется, как и прежде». Здесь я с усмешкой добавил, что мы предложим американцам новый вариант соглашения о взаимопомощи: Вашингтон откажется давать советы Израилю, где ему размещать свой МИД, а мы в ответ не станем занимать официальную позицию по поводу местоположения госдепартамента. Малик долго смеялся, но потом заметил серьезным тоном: «С точки зрения СССР, только правительство Израиля вправе решать, где будет находиться то или иное его министерство. Ни ООН, ни правительства других стран не вправе вмешиваться в это». Я закрыл эту тему шуткой: «Итак, мы можем считать, что вы не будете настаивать на обсуждении проблемы Иерусалима на наступающей сессии». Он ответил: «Именно так. Мы не заинтересованы в обсуждении ни палестинской, ни иерусалимской проблем. Надеемся, что никто другой также не поднимет этих вопросов».
Тут Малик спросил меня, в чем смысл обращения премьер-министра с трибуны кнессета к Нагибу. Он добавил: «Вы, что, серьезно надеетесь договориться с этим военным диктатором?» Я ответил: «Я не могу сказать, есть ли шансы, что призыв премьер-министра увенчается успехом. Пока ждем ответа египтян. Мы не считаем, что у нас есть право выбора режимов, с которыми мы должны быть готовы жить в мире. Мы придерживаемся принципа сосуществования на мировой арене и убеждены, что только таким путем можно добиться мира во всем мире и на Ближнем Востоке. Мы окружены автократическими, реакционными и социально отсталыми режимами; мы не отвечаем за их существование и не вправе действовать против них. Для нас критерий один: готовы ли они жить с нами в мире и признать наш суверенитет. Если выяснится, что кабинет Нагиба стабилен и готов установить отношения с Израилем, мы будем это только приветствовать». Малик согласился с нашей позицией, подчеркнув важность сосуществования. Одновременно он заметил, что в нашем регионе произошли многочисленные перемены, и самая важная из них — это процесс замены пожилых королей на младенцев и подростков. С его точки зрения, это пролог к ликвидации монархий на Ближнем Востоке. «Фарук был прав, — сказал Малик, — когда говорил, что в конце концов в мире останутся только пять королей — четыре карточных и британский монарх».
После этого я перешел к суэцкой проблеме и сообщил о развитии событий с момента принятия резолюции от 1 сентября. Малик прервал меня вопросом: «Что, действительно никакого продвижения? И вы не нашли никаких щелей для доставки грузов в Израиль?» Я пояснил, что Египет не отменил инструкции, запрещающие проход по каналу для Израиля, и сообщил о нашем обращении к трем державам, выступившим с инициативой резолюции. Малик сказал, что СССР против любой морской блокады и не согласен с такой блокадой в районе Суэцкого канала. Мы правильно сделали, что обратились к инициаторам резолюции, пусть они теперь позаботятся о ее претворении в жизнь; надеемся, что им это удастся.
Я напомнил о прошлогодней дискуссии в Совете Безопасности и упомянул Царапкина. Малик прервал меня: «Бедняга Царапкин, как ему жить без палестинской проблемы? Он ведь в ней чувствовал себя как рыба в воде» (через 2 дня мы получили сообщение из Москвы, что Царапкин переведен на другую работу и не вернется в ООН).
Затем разговор зашел о средневосточном командовании. На замечание Малика, что все ближневосточные проблемы наверняка уже в ближайшем будущем разрешатся, к вящему удовольствию США, созданием средневосточного командования, я сказал, что этот вопрос уже обсуждался во время его последней беседы с Эбаном, в которой участвовал и я (в советском посольстве в Париже, по окончании сессии Генеральной Ассамблеи). Тогда Эбан отметил, что создание командования далеко от завершения, а к Израилю никто не обращался с предложением принять участие в несуществующей структуре. Я готов подписаться под этими словами и сейчас: мы все так же далеки от создания региональной оборонительной структуры, а к Израилю никто с предложением об участии в ней не обращался. Одновременно мы с огорчением читаем в советской прессе сообщения, что у нас якобы строятся иностранные военные базы. Малик сказал, что не может дискутировать со мной по поводу публикаций в советской прессе, так как не знает, о чем, собственно, идет речь. Зато он читал публикации в американской печати, что США считают Израиль своим ближневосточным форпостом. Здесь я заметил, что речь шла не о военном форпосте, а о форпосте демократии и неудивительно, что американцы удивляются израильской демократии, являющейся единственным островком стабильности в бурном море потрясений и перемен. С момента создания государства оно возглавляется одним и тем же премьер-министром — а вокруг нас за это время пало не меньше 20 правительств, причем вовсе не в результате демократической парламентской процедуры. В арабском мире формирование или падение кабинетов определяются насилием, убийствами и заговорами. На этом фоне нетрудно понять, почему американская администрация и народ США с такой дружбой и таким уважением относятся к Израилю.
На это Малик ответил: «Правительство США ничего из гуманных соображений не делает, у него всегда есть холодный политический расчет». Тут он изложил сложную философскую концепцию примерно в таком духе: существование советской угрозы — миру на пользу, поскольку это помогает слабым усилиться за счет сильных. Именно так дело обстоит с Израилем. Он совершенно не против того, что Израиль использует имеющиеся возможности в своих целях, для строительства своей родины. Советская угроза также помогает сильным — она дает им предлог еще больше накачивать мускулы. В этом и таится настоящая опасность. Если бы не призрак советской угрозы, в мире давно бы разразился острый конфликт между Англией и США, но перед лицом этой мнимой угрозы они пока с успехом замазывают свои противоречия. В этом тоже вклад СССР в дело мира. Тут Малик усмехнулся и прервал свою лекцию.
Затем он вернулся к реальности, сказав, что хотел бы обменяться мнениями о будущей Генеральной Ассамблее. Сначала он спросил, есть ли шансы на то, что США на сей раз согласятся серьезно обсудить корейскую проблему или они опять собираются ограничиться процедурными вопросами. Я воспользовался возможностью, чтобы спросить его самого, каковы, с его точки зрения, шансы в достижении мира. Он сказал: «Не стоит рассчитывать на продвижение в переговорах по Корее в ближайшие месяцы. Американская армия не заинтересована в мире, поскольку разрядка в этом регионе может привести к общему снижению напряженности в мире и уменьшению производства вооружений. Биржа также реагирует на каждое оптимистическое известие падением курса акций. Военные операции Кларка, прежде всего бомбежки, доказывают, что сейчас США не заинтересованы в мире». Я упомянул слух, опубликованный в прессе, что демократическая партия заинтересована в перемирии для усиления своих позиций перед выборами. На это Малик отметил, что существует соглашение между Эйзенхауэром и Стивенсоном не нападать друг на друга в связи с корейской проблемой. Если бы кандидатом был Трумэн, дело обстояло бы иначе, поскольку его считают инициатором корейской войны. Трумэн был бы заинтересован отмести это обвинение. Я подчеркнул, что, судя по нашим контактам с американскими политиками и по настроениям улицы, можно со всей очевидностью сказать, что и американская администрация, и американский народ хотят сейчас прекращения войны. Было бы ошибкой считать, что единственная улица в США — это Уолл-стрит: здесь множество улиц, каждая идет в своем направлении, нет никакого «центра», где бы они все пересекались. Делая политические прогнозы на основании одних биржевых сводок, навряд ли можно прийти к точным научным выводам.
На мой вопрос, стоит ли рассчитывать на новую советскую инициативу — что-то наподобие его прошлогоднего выступления, Малик ответил, что сейчас время не располагает к каким-либо инициативам. А когда я спросил: «А если инициатива придет от третьей стороны?», он ответил, что на нынешнем этапе нет смысла выдвигать инициативы, от кого бы они ни исходили. Если американцы хотят мира — пусть снимут свои искусственные возражения по проблеме военнопленных. Но на самом деле США хотят прежде завершить милитаризацию Германии, а для этого им нужна обстановка повышенной напряженности, которую им обеспечивает война в Корее.
Уже сейчас можно предположить, что переговоры по Германии в форме обмена нотами скоро закончатся. Известно, что администрация США против четырехсторонней встречи на уровне министров иностранных дел, как это предлагается в последней советской ноте (из слов Малика складывается впечатление, что, пока не завершатся переговоры по Германии, СССР не будет способствовать прекращению корейской войны). Я сказал, что Израиль выступает против возрождения сильной и милитаризованной Германии и видит в этом угрозу миру во всем мире. Однако ремилитаризация Германии является следствием международной напряженности, достигшей своей вершины в корейском конфликте. Поэтому каждое государство, желающее внести вклад в разрядку напряженности и косвенно воспрепятствовать ремилитаризации Германии, обязано приложить все возможные усилия для прекращения корейской войны.
Малик спросил, почему весь арабский и азиатский блок потребовал вынесения на повестку дня вопроса о Тунисе, а вопрос о Марокко поставил только Ирак. С моей точки зрения, сказал он, демарш Ирака был сделан под влиянием Лондона. Я позволил себе усомниться в этой точке зрения и сказал, что вся проблема Магриба объяснима внутренней борьбой в арабском мире. Он прервал меня, сказав: «Между Египтом и Пакистаном?» «Не только, — заметил я, — есть еще конкуренция между Ираком и Египтом, политическая смелость Багдада, как правило, находится в обратной зависимости от близости проблемы к иракским границам и жизненным интересам. К примеру, у Ирака нет общей границы с Израилем, от опасности прямого военного столкновения его отделяют Иордания и Сирия, поэтому по экстремизму антиизраильской позиции Ирак не имеет себе равных в арабском мире. В тунисском вопросе Ирак не играл сколько-либо значимой роли, поэтому Багдаду надо было отыскать другую проблему, где бы он мог предстать во всей красе. В конце концов выбрали Марокко. Вообще надо понять, что забота арабских режимов о судьбе народов Северной Африки обусловлена не их желанием способствовать освобождению этих народов, а мусульманским неоимпериализмом, проявляющимся в самых разных регионах мира».
Я спросил, стоит ли нам готовиться к тому, что и на очередной сессии Советским Союзом на повестку дня будет поставлен вопрос о разоружении. Малик сказал, что, по его мнению, этот вопрос не займет важного места на сессии, потому что Комитет по разоружению практически «испустил дух».
В конце беседы я поинтересовался позицией СССР относительно планов сокращения сессии и придания ей большей эффективности, а также создания постоянной комиссии для работы в межсессионный период. Он сказал, что ООН постепенно приходит к советской позиции: несколько лет назад СССР выступил против создания «промежуточного комитета» (Малой ассамблеи), а теперь все видят, что его формирование было полным провалом. Я с усмешкой сказал, что по всем вопросам, где СССР и Израиль занимают одинаковые позиции, ООН в конце концов именно так и решает. К примеру, резолюция от 29 ноября 1947 года, резолюция о Согласительной комиссии, а теперь вот и о Малой ассамблее. Малик ответил искренним смехом.
В отличие от наших предыдущих встреч Малик говорил в основном по-русски, а его помощник Поляков переводил на английский. Видимо, это было обусловлено желанием быть максимально точным в высказываниях, поскольку его слова заносились помощником в протокол.
Малик проводил меня до выхода и на прощание сказал: «Желаю удачи».
С уважением
Г. Рафаэль