ПИСЬМА ВОЕННОГО АТТАШЕ ПРИ МИССИИ ИЗРАИЛЯ В СССР ПОЛКОВНИКА И.БАРНЕА МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ИЗРАИЛЯ М.ШАРЕТТУ
2 января 1950 г.
Дорогой Моше!
Хочу тебе сказать, что военному атташе здесь делать нечего. И осмелюсь утверждать, презрев свою природную скромность, что я даже не могу винить за это самого себя. Еще раз повторю: до тех пор, пока существующие обстоятельства таковы, каковы они есть (как в Советском Союзе, так и во всем мире), мне здесь делать абсолютно нечего. И никаких результатов в нынешних условиях добиться будет нельзя.
Ведь моя работа основывается на отношениях, поддерживаемых с местными военными. С помощью этих отношений человек на моем месте должен получить доступ к официальным и легальным источникам информации, чтобы извлекать из них нечто полезное для изучения. В мирное время, так, по крайней мере, принято во всем мире, ему предоставляется возможность присутствовать на маневрах и учениях, на военных парадах, при испытаниях оружия, с которого снят гриф секретности. В военное время он получает возможность с близкого расстояния следить за ходом боевых операций. Кроме того, принято, что власти предоставляют информацию военным атташе как по их просьбе, так и по собственной инициативе, опять же за исключением секретной информации, касающейся, например, дислокации войск, числа военнослужащих на действительной службу и др. (хотя есть и исключения, например, в «Таймс» три недели назад английское военное министерство обнародовало данные о числе солдат в трех родах войск).
Но из-за положения дел в СССР и в мире, сложившегося задолго до того, как я прибыл в Москву, никакие нормальные отношения с местными военными невозможны, это не практикуется здесь. Максимум, что власти обеспечивают военным атташе, — это контакты с управлением внешних сношений министерства обороны. Это единственный канал для обращения к властям и единственный канал, посредством которого власти обращаются к военным атташе, то есть передают им приглашения на официальные приемы 7 ноября и подобные важные мероприятия. Короче говоря, это управление, возглавляемое генералом, служит своего рода экспедицией для рассылки приглашений: по всем вопросам, выходящим за пределы почтовых функций, оно просто не работает. Обращаешься к ним по такому вопросу — ответа нет. Если обращаешься устно, от тебя требуют подать обращение в письменном виде; направляешь письмо — в ответ молчание. Всем в Москве это прекрасно известно, но никто не задает вопросов.
Дело просто в том, что правительство ничего другого не хочет. И такая ситуация определяет рамки моих возможностей и возможностей моих коллег по корпусу военных атташе. Почему они это терпят? Не знаю. Вполне возможно, что в других странах военных атташе такое положение дел не беспокоит, поскольку зарплату платят аккуратно, да и выслуга лет накапливается. Только я поедом себя ем, не в силах забыть, что сижу я здесь без толку и только проедаю государственные деньги — 400 фунтов в месяц (да еще в долларах!), с одной стороны, и что если бы я остался в Израиле, возможно, сделал бы что- нибудь полезное, — с другой.
По-моему, никакого толка от присутствия здесь в моем нынешнем качестве нет, по крайней мере, при существующем положении дел (и надо полагать, что положение это будет только ухудшаться). А если кто-то скажет, что мое пребывание в Москве необходимо для придания большего веса и представительности нашей миссии, позволю задать вопрос со всей серьезностью: «Какой ценой?!»
Прошу тебя, Моше, подумай об этом! Если что-то придумаешь, пожалуйста, дай мне знать.
На этом прощаюсь, привет тебе и Ципоре, и детям — от Шошаны и от меня.
С дружеским приветом
Исраэль Барнеа
И передай привет Хаиму Ради, Уолтеру Эйтану и г-же Плаум.