ОТЧЕТ СОТРУДНИКА ПОЛИТИЧЕСКОГО ДЕПАРТАМЕНТА ПРАВЛЕНИЯ ЕВРЕЙСКОГО АГЕНТСТВА ДЛЯ ПАЛЕСТИНЫ Э.ЭПШТЕЙНА О БЕСЕДАХ С ПОСЛОМ СССР В ТУРЦИИ С.А.ВИНОГРАДОВЫМ
25 января 1942 г.
Секретно
Доклад о переговорах с советским послом в Анкаре
По прибытии в Анкару в середине ноября 1941 года я обратился в британское посольство с просьбой дать мне рекомендации к советскому послу, с тем чтобы тот принял меня для беседы в связи с переговорами, которые Еврейское агентство вело ранее с Майским в Лондоне и Уманским в Вашингтоне. Работникам британского посольства я разъяснил вопросы, которые намеревался поднять в беседе с советским представителем. Я подчеркнул, что в настоящий момент мы в первую очередь заинтересованы в выяснении возможности отправки представителя Еврейского агентства в СССР с целью практического решения комплекса проблем, связанных с репатриацией в рамках существующих квот беженцев из Польши, находящихся сейчас в России. Британский советник-посланник Г.Морган, с которым мне удалось побеседовать, разъяснил мне, что, поскольку я не прошу частной рекомендации к советскому послу, а собираюсь обсудить с ним вопросы, находящиеся вне пределов компетенции британского посольства в Анкаре, ему придется предварительно связаться с фо- рин офис в Лондоне и запросить инструкции. Переписка с Лондоном заняла свыше двух недель, лишь в начале декабря поступил окончательный ответ из МИД. Отмечу, что положительное решение проблемы состоялось после того, как ей начало заниматься наше бюро в Лондоне, действовавшее на основании поступившей от меня информации и Ваших указаний.
После получения ответа из Лондона британское посольство направило официальное письмо советскому послу, подписанное лично послом. В этом письме я был представлен как полномочный представитель Еврейского агентства для Палестины, имеющий право вести переговоры о репатриации евреев из СССР и по другим вопросам. Письмо содержало также краткую справку о структуре и деятельности Еврейского агентства, в нем сообщалось, в частности, что Еврейское агентство официально признано правительством Его Величества в качестве консультативного органа по всем вопросам, связанным с созданием еврейского национального очага в Палестине, и занимается репатриацией, колонизацией и т.п. Завершала письмо просьба к советскому послу облегчить мне выполнение моих функций.
Через несколько дней я получил приглашение от советского посла. Встреча была назначена на 6 января с.г.
Прежде чем отправляться на беседу к советскому послу в Анкаре Виноградову, я постарался собрать материал о нем и его советниках. Мне стало известно, что до назначения на дипломатический пост он являлся профессором истории Московского университета и лишь небольшой промежуток времени проработал в комиссариате иностранных дел. Анкара — его первое место работы вне пределов СССР. Виноградов русский по национальности, выходец из подмосковной рабочей семьи. Ему около 40 лет, в компартию вступил в очень молодом возрасте, непосредственно из комсомола. Мне рассказали, что он не владеет иностранными языками — только в Анкаре начал изучать французский, но до сих пор не может на нем говорить. Беседы с иностранцами ведет только через переводчика. Переводчицей при после служит т.Жегалова, совмещающая эту функцию с работой заведующей секретариатом посольства. Мне ее представляли как женщину с широким образованием, свободно владеющую французским, английским и немецким языками. Образование Жегалова получила еще до революции — в России и за рубежом. Она уже достигла пожилого возраста, является ветераном компартии и, как я слышал, пользуется абсолютным доверием Москвы. Кроме нее, важную роль в посольстве играет Г.Кузнецов, личный секретарь посла. Официально он выполняет также консульские функции, а неофициально, кажется, работает на ГПУ. На нем лежит обязанность контролировать передвижения всех работников посольства, в том числе самого посла. До прошлого года эти функции исполнял в посольстве еврей по фамилии Коган, но затем его перевели куда-то в другое место. О Кузнецове мне рассказывали, что это весьма ограниченный и замкнутый человек. Французским он владеет слабо — только в той степени, чтобы поддерживать элементарное общение с личными секретарями остальных послов в Анкаре и с представителями турецких властей.
В итоге мне удалось раздобыть лишь незначительную информацию о советском после и сотрудниках миссии. Дело в том, что они живут в полной изоляции, на территории посольства — там они работают, там едят, там и спят, выходя в город лишь в исключительных случаях. Им строжайше запрещено принимать приглашения от местных жителей и иностранцев — исключение делается лишь для представителей турецких властей и для членов дипломатического корпуса, но и в этом случае посещать разрешается только официальные церемонии и приемы, проводимые в посольствах или в домах турецких государственных деятелей. Свободой передвижения пользуются только корреспонденты ТАСС, которые в силу выполняемых функций могут ездить куда хотят и встречаться с кем хотят. С того момента, как Советская Россия стала союзником Великобритании и других демократических стран, завязались дружественные связи между советским посольством и посольствами стран коалиции. Однако и сейчас эти связи носят главным образом официальный характер, поскольку, помимо различий в воспитании и дипломатических традициях, существует также языковой барьер. Когда я поинтересовался, каков объем полномочий советского посла в Анкаре, один заслуживающий доверия источник сообщил мне, что, хотя официально Виноградов уполномочен действовать только в Турции, фактически он, вместе со своим коллегой — послом в Тегеране, занимается всем комплексом ближневосточных проблем. Нет сомнения, что проблемы Египта, Сирии, Ливана и Палестины неофициально находятся в сфере интересов Виноградова и отслеживаются им.
Когда в назначенный час я явился в советское посольство на встречу с Виноградовым, меня первым делом представили его секретарю Кузнецову. Мы беседовали с ним примерно полчаса, он задавал всевозможные вопросы о Еврейском агентстве, о его официальном статусе, деятельности и т.д., а также о тех проблемах, которые я намерен обсудить с послом. Хотя разговор проходил по-русски, Кузнецов ни впрямую, ни намеком не интересовался тем, откуда я знаю язык и есть ли у меня связи с Россией. Беседа с начала и до конца протекала очень вежливо, Кузнецов формулировал свои вопросы лаконично и весьма осторожно. Затем он провел меня в кабинет посла и представил ему. Виноградов принял меня в своем рабочем кабинете — огромной и роскошной комнате, совершенно не соответствовавшей ни скромному виду самого посла, ни портретам на стене (в центре большой портрет Сталина в его традиционном простом кителе, справа и слева — портреты Молотова и Калинина). Посол сразу приступил к делу и вежливо попросил меня рассказать о цели визита. Сначала я передал ему приветствие Еврейского агентства и объяснил, чем занимается орган, который я представляю. Когда речь зашла о составе агентства, посол спросил, какие общественные и политические организации поддерживают его, а какие выступают против. Затем я перешел к собственно предмету моей миссии. Я сообщил, что мы уже обращались к его коллегам в Лондоне и Вашингтоне, Майскому и Уманскому, просили их передать наши пожелания и просьбы в Москву. Но поскольку прогресса в решении вопросов пока нет, мы сочли желательным обратиться и к послу в Турции. С нашей точки зрения, объяснение существа вопроса и наших задач советскому дипломатическому представителю в Анкаре особенно важно, поскольку он связан с ближневосточными проблемами более тесным образом, нежели другие дипломатические представители СССР, хотя Палестина и не входит в круг его официальной деятельности. В этот момент Виноградов прервал меня и сказал, что это так и есть — хотя он является послом только в Турции, на него возложен и ряд региональных проблем, например работа с советскими гражданами в Палестине. Затем я рассказал ему вкратце содержание бесед проф. Вейц- мана, Бен-Гуриона и проф. Бродецкого с Майским в Лондоне и бесед д-ра Гольдмана и раввина С.Вайза с Уманским в Вашингтоне. Когда я дошел до вопроса об освобождении сионистов, находящихся в заключении в советских тюрьмах, посол вновь прервал меня, заявив, что в СССР никогда не арестовывали сионистов за их национальные убеждения и стремление репатриироваться в Палестину: арестам подвергались только те люди, которые находились в связи с иностранными политическими организациями, нарушая тем самым советское законодательство, запрещающее установление таких связей без ведома и санкции официальных властей.
Центральным моментом беседы с послом я сделал вопрос о репатриации еврейских беженцев, для которых мы получили визы на въезд в Палестину. Я особо подчеркнул, что все проблемы, связанные с репатриацией беженцев, родственников и других групп евреев, будут решаться строго на основе советского законодательства и в соответствии с условиями чрезвычайного положения. Для организации и осуществления этой задачи было бы важно, чтобы в СССР находились один или два уполномоченных представителя Еврейского агентства, которые с помощью советских властей решали бы проблемы на местах. Я объяснил срочность ситуации и насущную необходимость скорейшего решения проблем, подчеркнув нашу заинтересованность в притоке новых репатриантов в Палестину для повышения эффективности наших военных усилий, мобилизации новобранцев в армию, роста промышленного и сельскохозяйственного производства и т.д. Затем посол попросил меня рассказать о социальном составе еврейского населения страны, сказав, что до сих пор ему не удавалось получить об этом никакой информации. Я был крайне изумлен и оскорблен, когда Виноградов с наивно-удивленной интонацией спросил: «А что, евреи в Палестине действительно работают?» Только тут я в полной мере осознал, какую промывку мозгов устроила враждебная коммунистическая пропаганда, представлявшая народам СССР еврейское население Палестины как чисто империалистическое и эксплуататорское движение.
Рассказывая о социальной структуре еврейского населения Палестины, я особо остановился на месте и роли рабочего движения, о его достижениях в различных областях. Немедленно выяснилось, что и здесь посол практически не информирован, — он спросил, например, имеют ли рабочие в Палестине право на забастовки. Такой поворот беседы позволил мне сообщить о решении совета Гистадрут провести акции солидарности и поддержки Советской России (как раз этот текст был у меня с собой) и об обращении исполкома Гистадрут к ЦК советских профсоюзов об отправке медицинской помощи для Красной армии. При этом я отметил, что до сих пор на это предложение не было получено никакого ответа. Рассказал я также и о передачах Иерусалимского радио для советских евреев и о тех чувствах братства и симпатии, с которыми еврейское население Палестины следит за героическими военными усилиями народов СССР и Красной армии в борьбе с фашизмом и нацизмом. Посол попросил меня передать исполкому Гистадрут товарищеский привет от имени советского правительства, добавив при этом, что не следует пытаться истолковывать молчание советских официальных органов как признак незаинтересованности. Ситуация в Москве и Куйбышеве такова, что все заняты исключительно обстановкой на фронтах и на многие вопросы, в том числе весьма важные, просто не остается времени. Этим, сказал он, можно объяснить и тот факт, что мы до сих пор не получили ответа из Куйбышева на наши обращения к советским послам в Лондоне и Вашингтоне.
Когда я рассказывал послу о предпринимаемых нами в Палестине военных усилиях — в частности, о результатах мобилизации (упомянув в этой связи и о результатах призыва на военную службу арабов), о форсированном росте промышленного производства и т.д., — я особо подчеркнул, что все еврейское население Палестины твердо привержено идее борьбы во имя уничтожения гитлеризма и готово принести любые жертвы на алтарь победы. Эта война, заявил я, убедительно доказала, кто заинтересован в победе демократии и прогрессивного человечества, а кто хочет воцарения фашизма и нацизма, в том числе на Востоке. Затем я выразил сожаление в связи с тем, что на протяжении всех прошлых лет Россия придерживалась ошибочной политической ориентации в Палестине и других странах региона, поддерживая те силы, которые в условиях войны быстро продемонстрировали свое истинное лицо агентов и приспешников нацизма. Я привлек внимание посла к реакционно-клерикальным убеждениям муфтия и его подручных, подчеркнул антидемократический характер различных отрядов арабского национального движения в Палестине и за ее пределами. Посол выслушал меня с большим вниманием и лишь после того, как я закончил, сделал такое замечание: «Разве Вы не понимаете, то, что Вы назвали сейчас советской ориентацией, было на самом деле троцкистскими происками?!» Что касается участия в военных усилиях, посол подчеркнул, что он приветствует важные успехи, которых мы уже добились, и желает нам успехов и в дальнейшем, поскольку «в этой войне неважно, где и как будет сломан хребет Гитлеру — на берегах Волги или в Ливии. Главное — уничтожить нацистскую заразу и мобилизовать все силы прогрессивного человечества на достижение этой цели».
Затем я привлек внимание советского посла к экономическому потенциалу Палестины, который до сих пор не используется в полном объеме и который при определенных обстоятельствах мог бы принести пользу Советской России. Я сообщил ему, что в ряде областей промышленности, науки и организации производства мы располагаем кадрами высочайшей квалификации. В частности, я указал на то, что наши запасы цитрусовых могли бы, при надлежащем использовании, быть полезны Красной армии (концентрированные витамины и т.д.). Тут посол проявил большую заинтересованность и сказал, что, хотя при нынешней ситуации в области транспортных связей между Россией и Ближним Востоком трудно предположить возможность придания нашим экономическим связям сколько-нибудь регулярного характера, нам все-таки следует искать и находить возможности для взаимных контактов, чтобы полностью реализовать хотя бы тот минимум, который в нынешних условиях может быть реализован. Он решил в ближайшем будущем послать своего сотрудника в Палестину, чтобы тот изучил некоторые проблемы, в частности проблемы экономического сотрудничества. По его словам, в Палестине проживает до 800 советских граждан, большинство из них находятся в Тель-Авиве. Посольство поддерживает с ними связь, но он хотел бы направить туда представителя для установления прямых контактов. Посол порекомендовал мне встретиться в Стамбуле с советским торгпредом г-ном Потаповым: у него я смог бы узнать больше деталей об экономических функциях, которые будут возложены на направляемого в Палестину представителя посольства. При этом он пообещал связаться с Потаповым лично и заблаговременно предупредить о моем посещении.
В конце беседы я попросил посла передать советскому правительству нашу просьбу, сопроводив ее собственными рекомендациями. Посол обещал сделать это и сообщить нам сразу же по получении ответа. Но он тут же оговорился, что не стоит надеяться, что ответ последует немедленно, по уже указанным выше причинам — т.е. из-за того, что военное положение не позволяет решать многие вопросы с надлежащей быстротой. Посол подчеркнул, что передаст наркому Молотову не только наши конкретные пожелания, но и все остальные вопросы, которые были затронуты в состоявшейся беседе. Кстати, на всем протяжении разговора посол тщательно записывал за мной, а под конец, к моему великому удивлению, принялся зачитывать мне свои конспекты, прося исправить, если что не так. На самом деле это оказалось как раз на пользу, поскольку тут я смог что-то дополнить, а то, что не было надлежащим образом понято, объяснить заново. В общей сложности беседа с послом продолжалась приблизительно полтора часа.
Выйдя из кабинета посла, я вновь встретился с Кузнецовым. Тот спросил меня, как прошла беседа и удовлетворен ли я результатами. Я воспользовался случаем и сообщил, что являюсь кандидатом в состав миссии Еврейского агентства в Москву, вместе с И. Добкиным.
Общее впечатление от беседы с послом и секретарем можно суммировать одной фразой: полная неинформированность и большое желание узнать. Неинформированность является следствием коммунистической пропаганды, полной предубеждений и изначальной враждебности ко всему, что не несет на себе печати официальной коммунистической доктрины. Одновременно русские проявляют огромный интерес ко всему новому — это результат потрясений последних лет войны, переоценки ценностей в советской внешней политике. На всем протяжении беседы меня не покидало ощущение, что, даже если эта встреча не приведет к окончательному решению обсуждавшихся проблем, все равно она была очень полезной — хотя бы потому, что установлен прямой контакт с советским дипломатом, так или иначе занимающимся проблемами Палестины. Объяснения, которые я ему дал, представляют самостоятельную ценность и еще могут сыграть свою роль в будущем.
Второй визит к послу
Спустя четыре дня после первой встречи с Виноградовым я получил приглашение отужинать у него и посетить просмотр военного фильма в одном из залов советского посольства (после того как турецкое правительство запретило демонстрировать в кинотеатрах любые фильмы о войне — английские, немецкие, русские и др., посольства начали организовывать показ таких фильмов на своей территории и приглашать на просмотры представителей других дипломатических миссий, представителей местной администрации и т.д.). На ужине у советского посла присутствовало примерно шестьдесят человек, в том числе послы Великобритании, Югославии, Греции, ответственные чиновники турецкого МИДа, журналисты и др. После ужина нас всех пригласили в просмотровый зал, где на протяжении двух часов показывали военную хронику. Это был богатый фактический материал о боевых действиях на суше и в воздухе, о жизни гражданского населения, которое все, как один, встало на защиту родины. Сегодня практически стерлась грань между фронтом и тылом — одинаковое самопожертвование, одинаковая самоотверженность и дисциплина. Многие кадры были сняты операторами с риском для жизни. Сами фильмы оставляют впечатление большого искусства и одновременно тонкого пропагандистского психологизма.
В тот вечер мне довелось побеседовать с послом совсем немного. Он с самого начала сообщил, что пока еще не получил никакого ответа из Куйбышева, но «все, что надо было сделать, уже сделано». Затем посол представил меня г-же Жегаловой, с которой состоялась краткая беседа о проблемах Палестины. Из ее замечаний мне стало ясно, что она знает о нашей стране и о Ближнем Востоке в целом гораздо больше, чем посол и его секретарь. В обстановке приема было трудно вести беседу сколько-нибудь долгое время — и очень жаль, поскольку я слышал о Жегаловой много хорошего и знал, что она пользуется большим авторитетом в посольстве. Посол представил меня также г-ну Жарову, главе корпункта ТАСС в Анкаре. При этом он заметил Жарову, что тот может услышать от меня «много интересного». Мы договорились о встрече с Жаровым на следующий день, и я вкратце пересказал ему то, что говорил прежде послу — о наших военных усилиях, о росте и достижениях еврейского населения Палестины в последние годы, о мобилизации добровольцев, о решении совета Гистадрут провести акцию солидарности и помощи Советской России, о радиопередачах для советских евреев из Иерусалима и о чувствах братской солидарности, испытываемых евреями Палестины по отношению к героической борьбе народов СССР против фашизма и нацизма. Жаров все это записывал, а потом сказал, что прямо сегодня вечером отправит телеграмму в Куйбышев. Был ли его репортаж опубликован, и если да, то в какой форме — это мне неизвестно.
На приеме я встретил также Кузнецова, который сообщил, что изложение нашей беседы уже отправлено в Куйбышев. Но он тоже предостерег меня, чтобы я не слишком рассчитывал на скорый ответ. Кузнецов сказал, что, если ответ придет до моего отъезда из Турции, его передадут мне лично. Если же он придет позже, посольство отправит его руководству Еврейского агентства в Иерусалим.
Визит к советскому торгпреду Потапову
В соответствии с рекомендацией Виноградова во время пребывания в Стамбуле я встретился с советским торгпредом А.Потаповым. Тот уже знал обо мне и оказал радушный прием. Потапов — калмык по происхождению, говорит по-русски до сих пор с акцентом. При этом более словоохотлив, чем все остальные советские представители, с которыми я встречался. В целом производит приятное впечатление. До назначения на пост Потапов два года прослужил заместителем торгпреда в Италии, где выучил итальянский язык.
Первым делом Потапов повторил мне то, что я уже слышал от посла: они собираются отправить в Палестину представителя, который занимался бы прежде всего экономическими вопросами. Потапов очень интересовался Палестиной, по его словам, он много читал об огромном экономическом прогрессе, достигнутом нами за последние годы. Хотя морские транспортные артерии между СССР и Палестиной сейчас практически заблокированы, существует несколько обходных, прежде всего сухопутных, маршрутов через Ирак и Иран. Дипломат, которого пошлют в Палестину, должен будет в первую очередь выяснить возможность обеспечения грузопотоков для товарообмена с СССР. По словам Потапова, особый интерес для русских представляет медицинская, химическая и фармацевтическая промышленность Палестины. Кроме того, этот дипломат должен будет на месте проверить возможность реализации предложения некоего Рухимовича — жителя Палестины, который выступил с инициативой организовать посылку в СССР продуктов и одежды для беженцев. Советское правительство уже дало на это согласие, но надо выяснить отношение мандатной администрации самой Палестины. Наконец, надо будет решить вопрос об открытии в Палестине представительства «Совкино» для продажи советских фильмов, поскольку, по словам Потапова, поступает все больше заказов от владельцев кинотеатров, особенно в Тель-Авиве. Когда я спросил, когда этот дипломат приедет в Палестину и как его имя, Потапов ответил, что визит намечен на январь, кандидатура еще окончательно не определена, но, по всей вероятности, это будет один из представителей «Интуриста».
Я сообщил Потапову кое-что из того, что ранее рассказывал послу, но особый акцент сделал на экономических вопросах. Потапов выслушал все очень внимательно и поблагодарил, когда я предложил передать ему в письменном виде более подробную информацию о нашей экономике и ее отраслях. Для этого я воспользовался несколькими выпусками «Палестайн энд Мидл Ист», которые случайно оказались у меня под рукой, но, поскольку в посольстве не оказалось ни одного человека, который бы владел английским, мне пришлось перевести соответствующие статьи на русский. Кстати, мне так и не удалось получить ответ на вопрос, что произошло с экономическим меморандумом, который мы передали в советское посольство в Стамбуле в прошлом году. Потапов сказал, что никогда его не видел и пообещал выяснить.
В конце беседы я предложил Потапову, чтобы он направил своего представителя, когда тот поедет в Палестину, прямо в Еврейское агентство в Иерусалиме, где он получит любую необходимую помощь. Хорошо было бы оповестить нас заблаговременно о дате приезда. Потапов поблагодарил и сказал, что он знает, что евреи являются самым важным элементом экономической жизни Палестины, а в посольстве в Анкаре ему говорили, что я представляю самую важную и официальную еврейскую организацию в Палестине. Разумеется, когда советский представитель поедет в Иерусалим, он охотно воспользуется нашей помощью и рекомендациями, но прежде всего ему придется предстать перед британскими властями, чтобы избежать нежелательных инцидентов. В этой связи Потапов намекнул, что не хотелось бы, чтобы советский представитель столкнулся в Палестине с трудностями из-за «преувеличенной подозрительности», которую в прошлом проявляли за рубежом к гостям из СССР.
Торгпред попросил, чтобы Еврейское агентство время от времени посылало ему экономические материалы: это, по его словам, послужит на пользу обеим сторонам, даже если в нынешних условиях невозможно приступить к немедленному развитию контактов. Я пообещал, что мы будем посылать ему всю интересную экономическую литературу, которая у нас публикуется, а если у него возникнут вопросы — пусть пишет нам, мы будем рады дать самый подробный ответ.
Возвращаясь из Стамбула в Палестину, я на один день (26 декабря) задержался в Анкаре и связался по телефону с Кузнецовым, чтобы выяснить, не пришли ли вести из Куйбышева. Кузнецов ответил, что пока ответа нет, но как только он что-нибудь получит, немедленно сообщит мне в Иерусалим.
В заключение хочу отметить, что очень сомневаюсь, чтобы мы получили позитивный ответ от советских властей на просьбу об освобождении арестованных и сосланных сионистов и на предложение об отправке в СССР представителей Еврейского агентства для практического осуществления репатриации беженцев и родственников. В ходе беседы с Виноградовым я понял, насколько незначительны возможности советского посла оказывать влияние на решение вопросов — неважно, крупных или мелких. Только прямое обращение к советским властям, возможно, помогло бы сдвинуть наши проблемы с мертвой точки. В то же время вся информация, получаемая мной из осведомленных источников, свидетельствует о том, что, несмотря на новые внешнеполитические подходы советского правительства, не,произошло никаких изменений во внутренней политике СССР. B то время как расширяется военно-политическое сотрудничество с демократическими государствами, Сталин усиливает контроль над умонастроениями внутри СССР, чтобы избежать отклонений от генеральной линии и «непонимания» подлинного смысла этого сотрудничества с режимами, остающимися в глазах коммунистов столь же «неприемлемыми», как они были до нападения немцев на Россию. Планируя те или иные операции по отношению к Советской России, мы не должны тешить себя иллюзиями. Мне представляется ошибочным мнение, будто ситуация изменилась и мы имеем какие-то новые возможности в плане разрешения сионистской деятельности в СССР. Убежден, что трезвый и практический взгляд на эту проблему важен не только при оценке наших шансов в переговорах, которые мы до сих пор вели с советскими официальными представителями за рубежом, но и в плане общей оценки российского фактора в этой войне и после ее окончания.
Э.Эпштейн