ИЗ ДОКЛАДА МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ИЗРАИЛЯ М.ШЕРТОКА НА ЗАСЕДАНИИ ПРАВИТЕЛЬСТВА ИЗРАИЛЯ
26 октября 1948 г.
Восточный блок твердо нас поддерживает. Были проведены переговоры по различным аспектам проблемы создания Израиля с несколькими государствами — сателлитами СССР. Они проявили интерес к нашим внутренним проблемам, спрашивали о характере страны и о том, какая сложится ситуация после выборов . Ни один из этих факторов ни на йоту не влияет на их политическую позицию в ООН, и каких-либо неблагоприятных изменений нет. Я бы сказал напротив: Советский Союз твердо поддерживает нас. Все распространяющиеся в стране слухи, будто позиция изменилась, не имеют под собой почвы. Как я и полагал, не имеют основы также утверждения доморощенных экспертов из прессы, что-де есть вещи, которые Советам объяснить можно, а есть вещи, которые Советам объяснить заведомо нельзя. Резолюция от 29 ноября — это свершившийся факт, отход от которого невозможен; наша позиция по беженцам принята не будет; Москва жестко отстаивает международный статус Иерусалима — можно договариваться с ней о чем угодно, но не дай Бог тронуть международный статус Иерусалима. Подобными рассуждениями полны газеты. Однако в ходе бесед обнаружилось, что они не имеют ничего общего с реальным положением вещей. Конечно, многое приходилось объяснять, но мы не заметили никакого догматизма. В любом случае, мы не сталкивались ни с какими совсем уж непреодолимыми препятствиями.
В нашей первой встрече участвовал также Давид Лифшиц, а с российской стороны — Вышинский и Малик. После моих вступительных слов (для Вышинского это была первая встреча с сионистом и первая беседа по проблемам нашей страны) я увидел, что он что- то уже знает о наших проблемах. Но сам он сказал, что ситуация в регионе ему почти неизвестна. Во время этой встречи были обсуждены все «узловые» вопросы — проблема Яффы, дорога на Иерусалим, сам Иерусалим, Западная Галилея и т.д. Я объяснил, почему нам так важен Негев. Вышинский обратился к Малику и сказал: «Они правы». Обращение к Малику было характерным — он не ко мне обращался, а к Малику, из чего я сделал вывод, что у них был спор на эту тему. Малик наверняка жестко стоял на позициях резолюции 29 ноября. Затем Вышинский сказал: «Они правы во всем». Потом обратился уже ко мне: «И все-таки надо подумать. Здесь есть проблема резолюции от 29 ноября. Надо подумать, в какой мере эта резолюция окажется под вопросом. Есть мнение, что эту резолюцию трогать ни в коем случае нельзя, потому что от этого можно только проиграть. Допустим, одна сторона к ней что-то добавит, и это даст другой стороне основания что-то из нее изъять».
Тогда я сказал: «Жизнь есть жизнь. Конечно, эта резолюция является основой и исходным пунктом, но реальность постоянно меняется, а резолюция от 29 ноября отражала ту, прежнюю реальность». Во время одной из бесед я упомянул о границе в Галилее, назвав ее «слишком глубоким декольте». Оказалось, что эту границу надо защищать, а в том виде, как она была обозначена, защитить ее было просто невозможно, поэтому пришлось принять меры для спрямления фронта. Вышинский сказал мне, что Галилея — это не проблема, здесь как раз можно договориться. Настоящая проблема — это Иерусалим. По ней существуют действительно серьезные противоречия. Я ему сказал, что мы ничего не нарушали, существует принципиальное положение относительно Старого города. Почему вообще Иерусалиму придан интернациональный статус? Из-за Святых мест. А где находятся Святые места? В Старом городе. При этом я ясно заявил: мы не полагаемся ни на какие международные силы. Не знаю, сказал я, насколько реально приглашение русских в эти международные силы, но даже если там будет какое-то советское присутствие, все равно ни на какие международные силы мы положиться не можем. Откуда нам знать, куда идет мир, откуда нам знать, какие еще потрясения его ожидают и какую позицию займут армии тех стран, которые пошлют контингенты в Иерусалим? Кто будет этими контингентами управлять? Если надо будет, захотят они сражаться или нет? Мы не доверяем никаким международным силам, и 100 ООО евреев Иерусалима не разоружатся: в нынешней, ситуации кто их разоружит?
Я передал ему также американские предложения и увидел, что ему они кажутся приемлемыми. Прежде он об этих предложениях не знал. Кстати, почти никто из тех, кому я показывал эти предложения, ничего о них не знал — ни Шуман, ни сотрудники ООН. Он задал вопрос, из которого я сделал вывод, что на самом деле интересует русских: «То есть, имеется в виду, что и Новый город будет находиться под контролем Совета по опеке?» Я ответил утвердительно и почувствовал, что он доволен моим ответом. Тогда я сказал: «Что ж, если это действительно выход из положения — тем лучше».
По большинству вопросов у нас очень хорошие взаимоотношения с СССР. Русские хотят во всех подробностях представить себе нашу позицию. Два раза беседовал с Царапкиным, который стремился узнать нашу позицию во всех подробностях, по каждому вопросу. С ним было труднее, чем со всеми остальными, его постоянно беспокоит, как бы не нарушить резолюцию от 29 ноября, он без конца повторяет, что любой отход от нее подорвет наши позиции. Но позже, в беседе с Лифшицем, он сказал, что мы правы: резолюция от 29 ноября нуждается в поправках (Лифшиц — член Мапам, в соответствии с нашим разделением труда на него возложена работа с русскими, он свободно владеет французским и русским). Во время встречи с Вышинским один раз возник деликатный момент: Лифшиц родом из Киева и Вышинский тоже. Когда Вышинский спросил Лифшица, когда он приехал в страну, тот ловко ушел от ответа — сказал «не то чтобы очень давно». Когда же Вышинский задал тот же вопрос мне, я ответил, что живу здесь уже 43 года. Больше вопросов на эту тему не было.
В Совете Безопасности русские работают не просто как наши союзники, а даже как наши эмиссары. Они берут на себя любую задачу. На одном заседании Малик добился для нас изменения текста резолюции о том, что компромисс должен быть равным для Израиля и его соседей и что нельзя выносить приговор, пока не выслушаны обе стороны (мы тогда жаловались, что решение было принято без того, чтобы заслушать нашего представителя). На том же заседании был представлен проект резолюции, требовавший от нас отступить на прежние позиции в Негеве. Здесь очень эффективно поработал Эбан, но и Малик вновь и вновь поднимал вопрос. Раз за разом подчеркивал, что прекращение огня является само по себе прекрасным результатом — таким образом он как бы умиротворял Совет Безопасности, — что главное — это прекращение огня, а возвращение на прежние позиции и принятие специальной резолюции по этому вопросу — это как бы уже не так важно. Он сказал, что не является специалистом по транспорту, не знает, где может пройти колонна, а где не может, с каждой из этих проблем надо разбираться, но все это ни в коем случае не должно тормозить решения главной задачи — достижения прекращения огня. То есть, он все время педалировал проблему прекращения огня, чтобы снять с повестки дня все остальное. Г-н Эбан заявил: «Что такое возвращение на исходные позиции? Из-за чего вообще разразилась эта война?! Тогда положение было невыносимым, а существующая ситуация гарантирует мир и стабильность».
Сейчас у нас по этому вопросу сложности с Банчем. На том заседании Эбан спросил, правильно ли он понимает, что принимается решение о прекращении огня, а не о возвращении войск на исходные позиции? Председательствующий сказал, что он уже три раза объяснял, что речь не идет о возвращении армии на исходные позиции.
Россия и ее союзники располагают шестью голосами. Априори это меньшинство. Малик принес извинения за то, что не смог убрать неприятный момент (пункт о Бернадотте) из резолюции. Я сказал ему, что это не очень важный момент, что он нам серьезно помог и что не все можно осуществить.
У меня состоялась интересная беседа с Мануильским. Это была наша первая встреча. Это очень живой, контактный, гибкий человек. Он украинец, уже не молодой, за шестьдесят, однако полон энергии и сил. Он является министром иностранных дел Украины. Он задал огромное количество вопросов и в конце неожиданно спросил с целью прояснить ситуацию: что представляет собой правительство Газы? Я полагаю, что сейчас нет каких-либо оснований говорить о том, что при необходимости они готовы признать Высший арабский комитет в качестве правительства Газы. Он спросил о составе правительства Газы. Я сообщил ему о том, кто не вошел в правительство. Я сообщил ему, что коммунисты не вошли в состав правительства, и он заявил, что им не место в такой команде. Я сообщил о том, насколько слаба их партия, о том, что арабского рабочего движения не существует. Это произошло после беседы Лиф- шица и Малика, во время которой они обсуждали перспективы и Лифшиц пытался доказать, что в Египте есть прогрессивные элементы — интеллигенция и угнетаемые классы. Малик заявил, что от них ничего не зависит, они не располагают властью и их нельзя брать в расчет. Когда я упомянул об арабской коммунистической партии и заметил, что она не обладает влиянием, Мануильский с некоторым озорством спросил: «А у вас есть коммунистическая партия?» Я ответил, что партия есть, но она мала и слаба. Я сказал, что для этого есть причины и что партии не следует оставаться на тех позициях, на которых она находится сейчас. Я заявил, что в течение всего героического периода они не принимали участия в основных событиях, они всегда плыли против течения, они с самого начала выступали против алии , поселений, построения социалистической экономики. Они не принимали участия в Хагане и поэтому оттолкнули от себя рабочий класс и молодежь. Когда я упомянул о молодежи, он сказал: «У вас замечательная молодежь. Как они сражаются! Я снимаю перед ними шляпу». Он сказал: «Ваше моральное и политическое положение так высоко благодаря им». Он сделал это замечание, имея в виду Негев и предыдущие победы.