Рябов В. Когда брать Берлин?
Генерал-лейтенант в отставке Василий РЯБОВ
КАК ИЗВЕСТНО, СТОЛИЦА ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ город Берлин был взят после ожесточенных боев в ходе грандиозной Берлинской операции (16 апреля — 8 мая 1945 г.) войсками 1-го Белорусского фронта (командующий Маршал Советского Союза Г. Жуков) 2 мая 1945 г. Этому предшествовало знаменательное событие: сержанты М. Егоров и М. Кантария — разведчики 150-й Идрицкой дивизии (командир дивизии генерал-майор В. Шатилов) водрузили 30 апреля в 21 час 50 минут над куполом рейхстага знамя 3-й ударной армии (командующий генерал-полковник В. Кузнецов) — Знамя Победы.
Версия маршала Чуйкова. 1965 год
И вот после войны, в 1965 году, когда впервые стали более широко отмечать День Победы, на удивление всем, в том числе и здравствующим участникам Берлинской операции, Маршал Советского Союза В. Чуйков, командовавший при штурме Берлина 8-й гвардейской армией, выступил с воспоминаниями в московских журналах «Октябрь» и «Новая и новейшая история» с утверждениями о том, что будто бы Берлин можно и нужно было взять не в мае, а еще в феврале 1945 года, сразу же после успешного завершения Висло-Одерской операции (12 января — 3 февраля 1945 г.). Василий Иванович при этом ссылался на то, что будто бы в феврале 1945 года такое мнение было чуть ли не всеобщим, в том числе и среди видных военачальников и даже в Ставке Верховного Главнокомандования, но командующие фронтами Берлинского направления (а в ту пору это были маршалы Г. Жуков, И. Конев и К. Рокоссовский) убедили И. Сталина не рисковать, сделать паузу для подготовки новой, специальной операции. И это, как показали дальнейшие события, было разумно и необходимо.
Первым, кто аргументированно выступил против точки зрения В. Чуйкова, был Г. Жуков. В своей статье «На Берлинском направлении», опубликованной в «Военно-историческом журнале» (№ 6, июнь 1965 г.), Георгий Константинович дал всестороннюю оценку военно-стратегического положения на Берлинском направлении к началу 1945 года и в канун заключительной операции всей войны. Выдающаяся победа наших Вооруженных Сил в Висло-Одерской операции приблизила наши войска к Берлину (выход на р. Одер по прямой — 60 км до вражеской столицы), но эта победа далась нелегко: войска прошли с боями более 500 км, устали, понесли значительные потери, на исходе были запасы горючего, боеприпасов, продовольствия.
«Опыт истории учит, — писал Г. Жуков, — что рисковать следует, но нельзя зарываться». И далее: «…В феврале 1945 года ни 1-й Украинский, ни 1-й Белорусский фронты проводить Берлинскую операцию не могли. Преувеличивать возможность своих войск, как и недооценивать силу и способности врага, одинаково опасно». При отсутствии необходимых условий и серьезной материально-технической подготовки предпринимать такую крупную, сложную операцию, по мнению Г. Жукова, было бы чистейшей авантюрой.
Но и после такого выступления Г. Жукова В. Чуйков настаивал на своей точке зрения, что выразилось, в частности, в том, что в рукописи мемуаров, представленной в Воениздат («От Сталинграда до Берлина»), поправок или уточнений сделано не было, что, естественно, озадачило издательство, ожидавшего таких уточнений. Автор отказался это сделать и обратился с письмом в ЦК КПСС, к Л. Брежневу. Последовало поручение Главному политуправлению Советской Армии и Военно-Морского Флота (Главпур) и Военно-научному управлению Генштаба объективно разобраться в существе дела и внести в него ясность…
Нельзя было забывать не только о военно-стратегическом, но и о политическом значении вопроса. Ведь все это происходило в разгар «холодной войны» между СССР и западными странами, США, которые стремились использовать любую возможность, в том числе и проблемы истории Второй мировой войны, в своих интересах. Именно в тот период, ссылаясь на утверждения В. Чуйкова, о якобы возможном сокращении на два месяца продолжительности войны в целом, западногерманский журнал «Шпигель» выступил с обвинениями Советского Союза в умышленном затягивании войны, чтобы… побольше уничтожить немцев.
Не так уж часто в 1960-е, да и другие послевоенные годы, проводились широкие обсуждения военно-исторических проблем, но на этот раз 17 января 1966 г. такое острополемическое обсуждение состоялось в Главном политическом управлении и было посвящено вопросу, вынесенному в заголовок статьи, — «Когда брать Берлин?». Вызвано оно было необъективным утверждением В. Чуйкова по этому вопросу. (Сейчас это назвали бы версией Чуйкова.)
На обсуждение были приглашены и приняли в нем самое активное участие многие видные полководцы и военачальники, в их числе Маршалы Советского Союза И. Баграмян, М. Захаров, И. Конев, К. Рокоссовский, В. Соколовский, К. Москаленко, В. Чуйков, главный маршал бронетанковых войск П. Ротмистров, руководящие работники Генштаба, Главпура, военные историки, главные редакторы центральных военных газет и журналов. Автору данной статьи, в ту пору — начальнику Отдела печати Главпура, и его заместителю В. Макарову было поручено вести нечто вроде протокола, поскольку официального стенографирования не велось. Этот материал сохранился и позволяет мне, надеюсь, с высокой степенью достоверности изложить основное в состоявшемся обсуждении. Как видно из перечисления фамилий участников обсуждения, в нем не принимал личного участия Маршал Советского Союза Г. Жуков. Но не будет преувеличением сказать, что главные аргументы и выводы, изложенные им в упомянутой статье в «Военно-историческом журнале», были не только единодушно всеми поддержаны, но и конкретизированы с учетом опыта и знаний фронтовой обстановки тем или иным военачальником.
Открывая обсуждение, начальник Главпура генерал армии А. Епишев отметил широкую популярность военных мемуаров у читателей, поскольку их авторами являются авторитетные участники исторических событий, но это накладывает на авторов и серьезную ответственность.
Они призваны объективно освещать прошлое, делать из углубленного анализа минувшего научно обоснованные выводы и обобщения, поскольку на героической истории советского народа и его Вооруженных Сил мы воспитываем молодое поколение. Далее А. Епишев объяснил цель обсуждения и предоставил слово для доклада начальнику Военно-научного управления Генштаба генерал-полковнику К. Скоробогаткину.
Поскольку текст доклада существовал в напечатанном на машинке виде, не было смысла записывать его в протокол. Надо полагать, что его содержание было согласовано с начальником Генштаба маршалом М. Захаровым, видимо, поэтому он, присутствуя все время на обсуждении, специально не выступал, ограничившись краткими репликами по ходу полемики.
Затем выступил В. Чуйков. Он не согласился с докладчиком и положениями, высказанными в статье Г. Жукова, и вновь сослался на что, что в феврале 1945 года существовало общее мнение о возможности взятия Берлина с ходу, что будто бы и Ставка утвердила такое наступление, но командующие фронтами отказались от него, объясняя это ослаблением сил, отставанием тылов, нависшей с севера сильной вражеской группировкой (восточно-померанской). Собственно, и сам В. Чуйков не отрицал, что снабжение войск к моменту выхода их к р. Одер было слабым, но все же упорно стоял на своем — к началу февраля у нас было достаточно сил для взятия Берлина, а противник к тому времени был уже «разбит в доску».
Маршал И. Конев, занимавший в феврале 1945 года пост командующего 1-м Украинским фронтом, согласился с оценкой обстановки, сделанной в докладе, и подчеркнул, что после успешно проведенной Висло-Одерской операции намерение быстро дойти до Берлина существовало. Когда форсировали Одер, планировали развитие операции до Берлина, и Ставка это поддержала. Но жизнь внесла коррективы. Противник быстро перегруппировал свои войска и оказал сильное сопротивление. У немцев возник новый фронт обороны с организованной системой огня, соответствующими резервами. Попытки некоторых наших армий прорвать оборону противника не имели успеха. Да и 1-й Белорусский фронт, выйдя на Одер, приостановил наступление в связи с действиями померанской группировки гитлеровцев. Войска физически устали. У нас были значительные потери в людях, танках. Тыл растянулся на 500 км, подвоз ограничился. Бензина не было, жили и воевали на голодном пайке во всем. А город перед нами стоял, как сильно укрепленная крепость. При всей нашей активности наступать было нельзя, и Ставка с этим согласилась. Начальник Генштаба маршал М. Захаров к заключительной фразе И. Конева о том, что если бы мы продолжали наступать, то неизвестно, что было бы, добавил: «Могла бы быть Варшавская операция периода Гражданской войны». (Красная Армия в 1920 году под Варшавой потерпела крупное поражение.)
Маршал К. Рокоссовский, командовавший в ту пору 2-м Белорусским фронтом, подробно охарактеризовал сложную обстановку в Померании и Восточной Пруссии, где продолжалось сильное сопротивление крупных группировок врага. Образовался разрыв между флангами двух Белорусских фронтов, чреватый опасностью, что вынудило отвлечь часть сил 1-го Белорусского фронта для борьбы с померанской группировкой противника. И на Берлинском направлении, вопреки утверждениям В. Чуйкова, у противника было много сил, оказывавших серьезное сопротивление. «Если бы мы, — сказал в заключение Рокоссовский, — в феврале 1945 года повели наступление на Берлин, оно могло бы сорваться».
Маршал В. Соколовский, возглавлявший в феврале 1945 года штаб 1-го Украинского фронта, привел убедительные факты и цифры, подтверждавшие, что одного желания пораньше взять Берлин оказалось недостаточно. Обстановка на подступах к городу осложнилась, наши войска стали выдыхаться, боеприпасов и горючего не хватало, авиация и ее аэродромы отстали. И это понятно — ведь в ходе Висло-Одерской операции войска прошли почти 700 км без передышки. Соколовский поддержал сказанное Коневым: спор о возможности взятия Берлина в феврале 1945 года беспредметный.
Маршал К. Москаленко, не согласившись с Чуйковым, упрекнул его: надо было ему поставить эти вопросы тогда, в 1945 году, а не через 20 лет. Вся беда в том, что у нас исторические труды и мемуары пишутся под углом сегодняшнего дня, а надо писать так, как было на самом деле, причем, не принижая других и не выпячивая себя.
Истина рождается в полемике
Было интересно, что же скажут профессиональные историки? Главный редактор «Военно-исторического журнала» генерал-майор Н. Павленко напомнил о том, что вопрос о возможности взятия Берлина в более ранние сроки поднимался после войны дважды, еще в 1945 году: первый раз на конференции, которой руководил Г. Жуков, а второй раз — на конференции под руководством В. Соколовского. Выступавший на первой конференции генерал Енюков от Генштаба спросил, можно ли было взять Берлин в феврале? Жуков дал отрицательный ответ. Чуйков, перебивая Павленко, бросил реплику: «Не ответил, а прихлопнул вопрос». Продолжая выступление, Павленко сказал:
— Разве закономерно ставить так вопрос, как это делает товарищ Чуйков: вот если бы сделали то-то, то было бы то-то? Ведь это не исторический подход, не научный. Для правильного анализа боевой обстановки требуется глубокая оценка своих сил и сил противника, учет реальных наших возможностей и т.д.
В выступлениях генерала армии П. Батицкого, главного маршала бронетанковых войск П. Ротмистрова, генерал-полковника М. Повалия в разных вариантах, в сущности, повторялось, что в феврале взять Берлин было невозможно, нужны были передышка, перегруппировки сил, подготовка новой крупнейшей операции. Они также высказывались против слишком больших элементов субъективизма в мемуарах, призванных нести в массы читателей, новых поколений правдивые слова и размышления о величии подвига армии и народа, спасших мир от фашистской чумы XX века.
Взявший слово второй раз Рокоссовский напомнил , какое большое значение в тот период придавалось разгрому померанской группировки гитлеровцев, о чем свидетельствует перевод 1-й танковой армии из состава 1-го Белорусского фронта в состав 2-го Белорусского — именно для рассечения данной группировки. И когда об этом встал вопрос, то Сталин и Жуков быстро согласились. «А вы знаете, — добавил Константин Константинович, — что у Жукова трудно было выпросить какие-либо силы, и если уж он пошел на это, значит, действительно положение было серьезное».
— Что написано пером, — сказал в заключение В. Чуйков, — то не вырубить топором. Мои мемуары субъективны, но это закономерно. О других армиях писать не могу, не знаю, как воевал Москаленко, пусть сам пишет. Возможно, я не учитывал заграничный резонанс, но у меня редакция взяла рукопись, и было с кем посоветоваться.
А. Епишев спросил Чуйкова, какова же его реакция на выступления товарищей, изменило ли это его прежнее мнение? Василий Иванович с присущей ему прямотой, ответил, что он вовсе не склонен игнорировать высказанные соображения, но отказываться от написанного не может. Написано что-то правильно и, может быть, что-то неправильно. Он поблагодарил за критику и тут же добавил: «Я сразу руки вверх не подниму, но добиваться выступлений в печати не буду».
Состоявшиеся выступления А. Епишев назвал весьма полезными и еще раз подчеркнул, что надо повышать ответственность и авторов, и издателей за качество и объективность выпускаемых мемуаров, не прикрываясь тем, что этот жанр литературы действительно по природе субъективен. А ведь правда от этого не должна пострадать, тем более когда речь идет о вопросах государственной важности, о героико-патриотическом воспитании народа, особенно молодежи.
Не знаю, как на других участников этого обсуждения, но на нас, журналистов, сбор и оригинальные выступления столь значительного созвездия выдающихся полководцев и военачальников произвели неизгладимое впечатление. К тому же в перерывах (обсуждение длилось целый день) мы имели возможность общаться и вести непринужденные беседы с любым из участников полемики. Особо запомнилась беседа с Константином Константиновичем Рокоссовским. Все 1417 дней Великой Отечественной войны — с 22 июня 1941 г. до 8 мая 1945 г. — он был в пекле всех самых крупных сражений и битв. В их числе Московская, Сталинградская, Курская, Белорусская, Берлинская стратегические операции. Маршал был в хорошем настроении, прост и доступен в обращении с собеседниками независимо от их служебного положения и воинского звания. Никакой позы, весел, подтянут, остроумен. Кто из присутствовавших тогда мог бы подумать, что жить ему осталось всего два года.
Кстати, коль речь зашла о таком прекрасном, заслуженном человеке-полководце, небезынтересно привести такой эпизод из его фронтовой жизни, имеющий некоторое отношение к теме настоящей публикации. В самый разгар битвы под Москвой, в период первого «генерального наступления» гитлеровцев на нашу столицу, корреспондент газеты «Красная звезда» политрук П. Трояновский встретился с генерал-лейтенантом К. Рокоссовским, командовавшим 16-й армией, сражавшейся на очень важном волоколамском направлении. После краткой беседы генерал взял у журналиста его фронтовую карту и собственноручно написал на ней: «Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Обязательно будем в Берлине! К. Рокоссовский. 29 октября 1941 года».
Такая уверенность командарма проистекала из общего настроения и желания нашего народа, всей армии в ту пору — хватит отступать, пора дать врагу почувствовать силу. И именно под Москвой должен начаться решительный, неминуемый разгром фашистских полчищ. Так оно и случилось. Здесь занялась заря нашей грядущей победы, был сорван «блицкриг», развеян миф о непобедимой гитлеровской армии. Это признал и германский фельдмаршал Кейтель на Нюрнбергском процессе: в ответ на вопрос, когда верховное командование вермахта почувствовало, что план «Барбаросса» дал трещину, нехотя, сквозь зубы произнес — «Москау».
Берлинская стратегическая наступательная операция вошла в историю Великой Отечественной войны и Второй мировой войны в целом как одна из выдающихся, четко спланированных и блестяще осуществленных. Об этой заключительной операции войны в Европе написано (будут и далее создаваться) множество книг в различных жанрах — научном, мемуарном, художественном. Но особую, далее уже невосполнимую ценность представляют как раз воспоминания ее участников. И в этом отношении этой операции повезло: выступили с воспоминаниями высшие руководители сражением за Берлин, командующие фронтами (Г. Жуков, И. Конев, К. Рокоссовский), члены Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов К. Телегин и К. Крайнюков, многие командующие общевойсковыми, танковыми и воздушными армиями, командиры дивизий и полков, офицеры и сержанты (М. Егоров и М. Кантария). Бесспорно, что среди всех этих изданий наиболее глубокими и высокоавторитетными являются «Воспоминания и размышления» Маршала Советского Союза, четырежды Героя Советского Союза Георгия Константиновича Жукова — заместителя Верховного Главнокомандующего.