ЛЮДИ ПЕРВОЙ ШЕРЕНГИ
НУ, ВОТ И ВСЕ. Заря обнажила свой алый клинок, возвестив о рождении нового дня 15 февраля 1989 г. Пора. Сонно работавшие движки бесконечной бронетанковой колонны по чьей-то команде разом сорвались на вой, и стартовая дрожь прошлась по ее длинному стальному телу. Последний бросок - Саланг позади, Аму-Дарья впереди, мост Дружбы, государственная граница, Термез, а там уже и до дома подать рукой…
Мы уходили из чужой страны. Уходили последний полк, последняя рота, последний танк и последний "наливник". Миссия Ограниченного контингента советских войск в Афганистане за-И были в этом событии и своя отметина".
Прощайте, горы, вам видней, кем были мы в краю далеком…
Но горы в ответ только глухо перемалывали эхом надрывный гул движущейся техники. Молчали и дехкане, стоявшие на обочине. Их было немного. В мешковатых серых одеждах, в калошах на босу ногу, кое-кто - с мотыгой на плече. Поднятая пыль оседала на них, но они не заслонялись и не уходили. Они искали взглядами "шурави" (на дари - "советский"). В этих взглядах читалось многое…
И ответ тоже читался. Врагами мы им - не были. Так провожают людей дорогих и близких. Выходит, мы приходили сюда не зря? Вот уже 20 лет минуло со дня вывода наших войск из Афганистана, почти 30 - с момента их ввода, а однозначной оценки этому все еще нет. Впрочем, одна возвышается, заслоняет собой все остальные, подобно мрачному хребту Гиндукуша. Мол, это была роковая, смертельно опасная для СССР, ошибка его руководства. У Советского Союза в "холодной войне" сдали нервы, и он преступно сорвался на войну "горячую". Но свободолюбивый афганский народ не покорился, и агрессор, в конце концов, был вынужден позорно ретироваться. Такая трактовка событий родилась сначала в "советологических центрах" США, а в начале 1990-х ее принялся угодливо пережевывать и наш домашний политический истэблишмент.
Но так ли все было на самом деле? Ничего подобного в Афганистане не наблюдалось. Населению этой страны мы свой устав не навязывали, напалмом, как некоторые, ничего не выжигали, территорию контролировали только там, где это было необходимо, а в остальное время строили, учили, лечили.
Советский Союз волновало другое: надо было обезопасить свои собственные границы и внятно, убедительно ответить на попытки другой сверхдержавы закрепиться в регионе, дестабилизировать обстановку в республиках Средней Азии.
Любителей комфортных дискуссий по поводу того, насколько все эти опасения были основательны, а угрозы - серьезны, можно отослать к событиям, случившимся здесь после распада Советского Союза: первобытная резня в Фергане; локальные гражданские войны; массовый исход русских, оставшихся без защиты наших военных гарнизонов; реки героина, хлынувшие на территорию России через среднеазиатские республики. Можно напомнить и о том, что при активной моральной поддержке Запада и весомой финансовой подпитке арабского мира происходило в Чечне. Напомнить о захваченных "непримиримыми" отморозками родильных домах, школах и театрах.
Что имеем в итоге? Мы из Афганистана ушли. Американцы - пришли. Вроде бы невероятное тогда стало очевидным сегодня. Между прочим, они там увязли. Выходит, тоже просчитались? Но их-то не упрекают в неспособности учиться на ошибках, как своих, так и чужих. И, тем не менее, на "геополитические грабли" все же наступили, наверное, больно уж торопились закрепиться у наших южных границ.
В дни 20-летия вывода советских войск из Афганистана вновь взвихрятся споры по поводу тех далеких событий. Развязно-снисходительные гуру политических технологий будут глубокомысленно изрекать очередной дежурный вздор, а ловкие фокусники всевозможных социологических "выборок" убеждать в состоятельности результатов проведенных опросов и исследований. Но, может, пора бы послушать и самих "афганцев"? Они уже тогда, там, "за речкой", многие вещи воспринимали более четко и жестко. Им уже тогда многое было понятно. Иначе и быть не могло - без ясности в бой не ходят, тут надо знать, за кого и зачем.
"...Отец, ты пишешь, что мы тут теряем здоровье, порой жизнь из-за азиатов. Это далеко не так. Мы, конечно, выполняем интернациональный долг, но, кроме этого, мы ведь выполняем и патриотический долг, ведь мы защищаем южные границы и нашей Родины, а стало быть, вас. Вот это-то и является главной причиной нашего нахождения здесь. Отец, ты представь, какая бы угроза нависла над СССР, если бы здесь были американцы и на границе стояли их ракеты..."
Это письмо написал незадолго до своего последнего боя десантник Андрей Цветков. Написал, уходя с родной ротой держать высоту под номером 3234. С 9-й ротой, той самой, легендарной. Не клюквенно-киношной из нашумевшего фильма, полного откровенных глупостей, а настоящей, бойцы которой и сегодня живут среди нас. Письмо ушло домой, а Андрей героем ушел в бессмертие. Письмо лишено стилистических изысков, но в нем бьется живая мысль, в нем чувствуется горячая вера человека, понявшего в своей жизни что-то главное, ради чего можно идти до конца, до самого до края…
Обратите внимание, слово "Родина" в письме - с большой буквы. Многим сегодня в этом письме мало что будет понятно. Оно для них - как манускрипт, дошедший из какой-то далекой эпохи, документ загадочный, вроде бы даже как зашифрованный. Почему с большой? Ну ладно бы Бог, тут ясно, постоянно объясняют… Почему за это слово умирали?
А ведь спроси Андрея Цветкова и его друзей, что такое Родина, и с чем ее любят, они бы, наверное, смутились. Ведь и впрямь, как тут ответишь. Это чувство неуловимое и непередаваемое. Оно или есть или его нет. Они любили Родину за морозные окна родного дома зимой и за прогретые солнцем летние луга, за горьковатую пыль проселочных дорог и дымок походных костров, за лоснящийся антрацит городских улиц и за первые несмелые объятья, неловкие поцелуи.
Вы думаете, им хотелось с этим расставаться?
Но помимо чувства Родины было у них еще и чувство Долга перед ней. Как бы невероятно это сейчас ни звучало для кого-то, но многие из них понимали, что они должны послужить своей стране, как это и заведено у нормальных людей в нормальных же странах. А их страна была далеко не худшей, совсем даже наоборот.
И они служили ей. Если надо - то и в самом далеком краю.
Помолись за Россию, в гильзах сплющенных огни затепли…
…Подразделение под командованием лейтенанта Николая Кузнецова помогало афганской роте очищать кишлак от крупной банды. Бой разгорелся жестокий. Во время обходного маневра офицер с группой воинов попал в засаду. Бой был неравный. Обеспечив подчиненным отход на новую позицию, лейтенант Кузнецов, отстреливаясь до конца, взорвал себя последней гранатой. Конечно, он мог сдаться, а потом обосновывать свой поступок нежеланием участвовать в "грязных преступлениях", но он был советским офицером, и слово "честь" не было для него пустым звуком.
Лейтенант Александр Демаков с небольшой группой солдат попал в засаду. Банда была крупной и во много раз превосходила горстку советских воинов. Офицер приказал подчиненным отходить.
"Отойдем все вместе", - заявили они. Вместе - значит никто живым не уйдет.
"Отходите. Это приказ. Я их задержу", - лейтенант взял четыре гранаты. Вступил в неравную схватку с моджахедами (самоназвание боевиков - Ред.). Был четыре раза ранен. Последней гранатой подорвал себя и наседавших на него врагов.
Во время боевых действий в так называемом Старом городе Герата на мине подорвался бронетранспортер. Оставшиеся в живых четверо солдат вместе с командиром отделения младшим сержантом Шиманским были окружены душманами. Их было много. Когда кольцо окружения сжалось до предела, и патроны оказались на исходе, Шиманский отдал приказ: "Последняя пуля - себе!"
Они собрались под горящим бронетранспортером. Обнялись, попрощались, и потом каждый выстрелил из автомата в себя. Об этом рассказали попавшие в плен душманы.
На сторожевую заставу, охранявшую дорогу в ущелье Панджшер, напали душманы. 13 советских бойцов во главе с лейтенантом Юрием Тюбе-киным стояли насмерть. Огнем из безоткатного орудия враги проделали проходы в минно-взрывных заграждениях, казалось, застава обречена. И тогда офицер вызвал на себя огонь нашей артиллерии. Было принято решение вести огонь воздушными разрывами над заставой, в результате чего душманы, побросав убитых и раненых, бежали. Только Юрий Тюбекин этого уже не видел. Он погиб. Но бойцов своих сберег.
Взвод старшего лейтенанта Наби Акрамова шел по следу крупной банды моджахедов. Упускать ее никак было нельзя, она держала в страхе всю провинцию Баглан. И хотя численно враг превосходил наших бойцов многократно, Акрамов принял решение атаковать. Неожиданным ударом наши воины рассекли банду на несколько групп и начали уничтожать. Вдруг загорелся грузовик с боеприпасами, который солдаты Акрамова отбили у бандитов. Офицер, спасая своих боевых товарищей, вскочил в кабину и направил машину в сторону душманов. Наби Акрамов сумел выпрыгнуть из полыхавшей колесной "торпеды" за несколько мгновений до взрыва. Душманов разметало в стороны. Банда была разгромлена. Мы обошлись без потерь.
Ефрейтор Александр Корявин слыл лучшим пулеметчиком в полку. Во время ожесточенного боя с превосходящими силами моджахедов он был тяжело ранен в руку. Но пулемет его не умолк, и враги откатились назад. Во время этой передышки Александр и увидел затаившегося в кустарнике душмана. Он целился в командира взвода лейтенанта Андрея Ивонина. Еще мгновение, и вражеская пуля сразит офицера. Магазин пулемета пуст. Лишь бы хватило сил подняться, лишь бы успеть заслонить от смерти командира… Свинец полоснул по груди ефрейтора Корявина. Лейтенант Ивонин был спасен.
В нагрудном кармане Александра хранилось не отправленное домой письмо. "Мама, - писал он, - удивительные люди меня окружают. Неужели когда-то придется расстаться… А какой командир у нас, во всем хочется ему подражать". Саша умер на руках боевых друзей. Ему не было еще и двадцати. Русоволосому, голубоглазому пареньку из Сергиева-Посада, что в Подмосковье.
Удивительные люди, почти инопланетяне в сегодняшней жизни...
Еще один факт, который сегодня многих удивит, но тогда ничего необычного в нем не было. Осенью 1988 года сотни, да-да, сотни, солдат и сержантов могли бы с чистой совестью отправляться домой - потому, как срок их службы закончился. Но нет -вышли перед строем и заявили о желании остаться еще на несколько месяцев в Афганистане, чтобы вновь прибывшее пополнение не подвергалось риску быть ранеными или убитыми.
Поднимаемся в рост, отвечаем огнем, Между огненных звезд по Вселенной идем…
Эти строки оттуда, из Афганистана. Они могут родиться только в открытой, родниковой душе, их подсказать способно только щедрое, ранимое сердце.
И в это самое сердце их били. Били, когда они вернулись домой. Так уж получилось, что уходили они из одной страны, а возвращались совсем в другую. Пока они воевали в чужих краях, в родных пределах поселилась беда.
Родина покрывалась разверстыми ранами междоусобиц, кроваво расходились швы региональных и федеральных границ. И по полной программе "оттягивалась" на просторах родного Отечества шакалья стая из всяких пройдох и прохвостов, брокеров и рэкетиров, кидал и киллеров, новоявленных мессий и финансовых авантюристов, вороватых чиновников и политических проходимцев. Они по-животному настырно и нагло рвали Родину на части, долю за долей отбирали, пядь за пядью поганили все то, что ценили "афганцы" на своей земле, чем дорожили и чем гордились.
Слово "честь" здесь было не в чести, как и "долг", и "совесть". Их по возможности запросто меняли на что-нибудь более осязаемое и хрусткое, еще лучше -конвертируемое...
Новым "хозяевам страны" "афганцы" мозолили глаза, и их надо было вытолкнуть на обочину жизни. Что успешно и было проделано.
У них украли славу, унизили их подвиг, их назвали потерянным, контуженным поколением.
Как вспоминает бывший командующий 40-й армией генерал Борис Громов, ныне - губернатор Московской области, для "афганцев" - человек с незыблемым и непререкаемым авторитетом, обвинения и оскорбления посыпались на них еще с началом так называемой перестройки: "Для Ограниченного контингента советских войск афганская война завершилась 15 февраля 1989 г. Однако задолго до этого дня начались разговоры о том, что Советская Армия потерпела в Афганистане не просто поражение, а сокрушительный разгром. Находит эта тема свое продолжение и в свежей мемуаристике, не говоря уже о художественной литературе.
…Советские войска в конце 1979 года беспрепятственно вошли в страну, выполнили, в отличие от американцев во Вьетнаме, свои задачи и организованно вернулись на Родину. Если в качестве основного противника Ограниченного контингента рассматривать вооруженные отряды оппозиции, то различие между нами заключается в том, что 40-я армия делала то, что считала нужным, а душманы - лишь то, что могли.
Перед Ограниченным контингентом никто и никогда не ставил задачу одержать военную победу в Афганистане. Все боевые действия, которые 40-й армии приходилось вести с 1980 года и практически до последних дней нашего пребывания в стране, носили либо упреждающий, либо ответный характер. Совместно с правительственными войсками мы проводили войсковые операции только для того, чтобы исключить нападения на наши гарнизоны, аэродромы, автомобильные колонны и коммуникации, которые использовались для перевозки грузов".
Страна, в которой теперь предстояло жить "афганцам", была тяжело больна. И они поняли, что им еще рано выходить из боя. В конце концов перед родными и близкими, перед народом и историей каждому из нас приходится отвечать за свои - и только свои - дела и поступки, совершенные в границах наших возможностей, обязанностей, нравственных установок. И оставшись в армейском строю, придя на производство и в экономику, во власть и бизнес, они старались вернуть страну к жизни, а себе - имя. И у них многое получилось, ведь души, даже спекшиеся в уголь, со временем становятся алмазом…
…Дехкане стояли на обочине, и поднятая колонной пыль оседала на их бедных одеждах. Сидевшие на броне бойцы улыбались, прощально махали руками, что-то кричали. Они уходили. После них оставались отстроенные школы и больницы, пробитые в горах дорожные тоннели и возведенные мосты, разминированные пастбища и возделанные поля. Они уходили и оставляли этой стране жизнь. Дехкане смотрели им вслед. В их глазах стояли тоска и печаль. Они-то знали, что вместе с "шурави" уходило будущее.