Косенко И. Укрощение «Тайфуна»

68 ЛЕТ НАЗАД СОВЕТСКИЕ ВОЙСКА В БИТВЕ ЗА МОСКВУ не только отстояли свою столицу, но и ценой колоссальных потерь спасли человечество от господства нацистского «нового мирового порядка».

О чем умолчал Геббельс

1 октября 1941 г. Третий рейх должен был потрясти победный салют в честь победоносного окончания войны с Россией. Именно к этому дню Гитлер намечал триумф своего восточного блицкрига. Такой же триумфальный салют готовился и к 15 августа – по случаю взятия русской столицы. В соответствии с планом «операции Барбаросса» именно в этот день Гитлер ожидал падения Москвы. С учетом успешного решения этих «судьбоносных» для рейха задач осенью 1941 года десятки специальных команд должны были с полной отдачей трудиться над выполнением еще одного плана фюрера – превращения Москвы и ее окрестностей в гигантское озеро. Как известно, с салютами произошла осечка. Не вышло у Гитлера и с затоплением Москвы. А все потому, что еще в предпоследний июльский день 1941 года на восточном фронте произошло то, о чем пропагандистское ведомство Геббельса, неоднократно извещавшее мировое пространство о полном разгроме Красной Армии, даже не пискнуло. Мощнейшая группа армий «Центр», согласно подписанной Гитлером директиве № 34, прервала свое наступление на Москву и перешла к обороне. То есть ей на смену привычным глубинным прорывам бронированных армад танковых групп, стремительным броскам пехотных частей, победным донесениям из штабов 4-й и 9-й полевых армий, 2-й и 3-й танковых групп, знавшим всего лишь один вид боевых действий – наступление, пришлось в авральном порядке осваивать абсолютно неведомое дело – зарываться в прокаленный летним зноем русский чернозем, готовиться к отражению контрударов советских войск. И это когда до Москвы оставалась какая-то пара сотен верст. А в обозах ожидали своего часа десятки тысяч пухлых папок «Н», набитых всевозможными схемами, фотографиями, специальными справочниками-путеводителями с адресами важнейших объектов русской столицы. Последний тираж был отпечатан 20 июня 1941 г.

Примечательно, что подписать эту директиву, содержание которой было преступной, убедил Гитлера генерал-фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр». Но после ожесточенных боев за Смоленск, затянувшихся более чем на три недели, после форсирования Днепра укомплектованность некоторых немецких дивизий, сполна испытавших на себе мощь и ярость ответных ударов советских частей, составляла всего 50%. И войска группы армий «Центр» были уже не в состоянии успешно действовать на своем направлении. К тому же серьезно активизировали свое сопротивление полки и дивизии Красной Армии, нанося неожиданные и опасные для немцев контрудары.

Словом, к концу июля боеспособность группы армий «Центр» оказалась настолько подорванной, что ее командующий – герой захвата Австрии и Судетов, покоритель Польши и Франции, считавшийся одним из самых выдающихся военачальников, увешанный всеми высшими боевыми наградами Германии, вдруг запаниковал, как начинающий унтер-офицер при виде первой опасности.

«Я вынужден ввести в бой все мои боеспособные дивизии из резерва. Мне нужен каждый человек на передовой. Несмотря на огромные потери, противник ежедневно на нескольких участках атакует так, что до сих пор невозможно произвести перегруппировку сил, подтянуть резервы. Если в ближайшее время русским не будет где-либо нанесен сокрушительный удар, то задачу по их полному разгрому будет трудно выполнить до наступления зимы», – взывал фельдмаршал в своих донесениях.

Советские же войска ценой огромных потерь, сковав из последних сил действия группы армий «Центр» и вынудив противника перейти к обороне, не только продемонстрировали живучесть Красной Армии, ее способность давать жесткий отпор агрессорам, но и наличие в ее рядах талантливых военачальников. А ведь считанные месяцы назад, в январе 1941 года, Гитлер в ходе очередной встречи с высшим руководящим составом вермахта, говоря о предстоящей войне с Советским Союзом, презрительно бросил, что, «Красная Армия - это глиняный колосс без головы». То есть без способных к управлению войсками командиров. Важно вспомнить, что с таким же презрением, захлебываясь от ненависти, Гитлер нацеливал свой генералитет на полную ликвидацию России.

Ослепленные ненавистью

Особую значимость Битве под Москвой придавало то, что «Восточный поход» для гитлеровского руководства являлся всего-навсего промежуточным этапом на пути к мировому господству арийской расы. Об этом западные исследователи истории Второй мировой войны упорно не хотят вспоминать, что вполне понятно. Парализованная военной мощью Германии, Европа устремлениям Берлина почти не сопротивлялась. И не случайно Геббельс отмечал, что «Восточный поход» абсолютно не похож на военные кампании на Западе. «На Востоке столкнулись две противоположности, которые не могут быть примиримыми друг с другом», - подчеркивал он.

То есть, если Берлин при помощи вермахта сумел найти «примирительный» язык с «цивилизованными» европейскими странами, которые гитлеровскую оккупацию де-факто признали как вынужденную форму сосуществования с нацистами, то с Россией, «страной варваров», ни о каком примирении не могло быть и речи.

Принято считать, что главным препятствием на пути к «точке понимания» для Берлина являлся советский строй с его коммунистической идеологией. Действительно, руководящие документы нацистов пропитаны ненавистью к большевизму, социалистическому строю и вообще ко всему советскому. И прежде всего этой ненавистью насыщены программные речи Гитлера. В них полно разглагольствований о смертельной для человечества опасности большевизма, яростных призывов к его уничтожению. Но все это - лишь демагогическое прикрытие главной цели гитлеровского режима по завоеванию жизненного пространства путем уничтожения России как государства, превращения ее в сырьевой придаток Германии.

И чем ближе к июню 1941 года, тем настойчивее Гитлер призывал к ликвидации России. Одержимый этой целью, он порой путался в призывах. То подчеркивал, что главной особенностью предстоящей войны против Советской России является ее «полная противоположность нормальной войне на Западе и на Севере Европы», что в ней предусматривается «тотальное разрушение» и «уничтожение России как государства», то, словно стремясь сгладить1 свою откровенную людоедскую политику в отношении будущего России, пояснял, что «подготавливаемая война является прежде войной двух идеологий», нацеленная на уничтожение большевизма. Как именно должна была достигаться эта цель, видно из множества документов военного ведомства фашисткой Германии.

«Расстреливать всех и каждого»

Взять, к примеру, так называемые «Руководящие указания о поведении войск в России». В частности, указание, согласно которому немецкие войска должны действовать в соответствии с тем, что на территории России «борьба требует беспощадных и решительных мер против большевиков и их подстрекателей, партизан, саботажников, евреев и полного подавления активного или пассивного сопротивления».

Важно отметить, что данный документ - приложение к «Особому распоряжению» от 19 мая 1941 г. № 1, к известной директиве под названием план «операции Барбаросса» - убедительно свидетельствует о том, что гитлеровское руководство еще задолго до начала войны с Советским Союзом было нацелено на тотальное уничтожение германскими военнослужащими практически всех граждан оккупированных территорий, оправдывая свои преступления «активным» или «пассивным» сопротивлением русских «варваров». Свой «вклад» в реализацию планов Гитлера по «тотальному» уничтожению России стремился вносить и германский генералитет. В частности, тот же генерал-фельдмаршал фон Бок отдал распоряжение, позволяющее каждому солдату его группы армий стрелять в любого русского, которого он сочтет или захочет считать партизаном. А чтобы его подчиненные не смущались ответственности за действия по утверждению «нового мирового порядка», этот «выдающийся полководец» приказал не допускать никаких преследований военнослужащих за расстрел русских. Как видим, Гитлер нашел весьма «оригинальный» метод «очищения» России от коммунистической системы - вместе с системой уничтожить всю Россию.

Впрочем, в окружении Гитлера хватало сподвижников, даже не пытавшихся скрывать истинные цели устремлений своего фюрера в отношении России. К примеру, имперский министр по делам оккупированных восточных областей А. Розенберг открыто заявлял, что главной целью «Восточного похода» является не освобождение «бедных русских» от большевизма, а «утверждение на территории России нового мирового порядка». О том, что конкретно составляло основы этого «порядка», Розенберг тоже не скрывал -безропотная покорность славян перед «сверхчеловеками» в лице германцев - представителей высшей расы. Не скрывал рейхсляйтер Розенберг и то, чем именно должен достигаться, и, разумеется, поддерживаться этот самый «порядок». Конечно же, расстрелом. Впрочем, ради экономии боеприпасов, так необходимых для вермахта и его «священного дела», вполне подходила и виселица. Именно о тотальной жестокости говорилось в подписанном им 23 августа 1941 г. «расстрельном» указе, узаконившем массовый террор по всей территории Советского Союза, захваченной вермахтом и армиями своих союзников.

Заметим еще раз, что сегодня, на фоне глобальной перекройки истории Второй мировой войны, весьма принципиально то, что до 22 июня 1941 г. у гитлеровского режима проблем с утверждением «нового мирового порядка» особо не наблюдалось. Более того, для достижения своих целей по расширению границ рейха он имел самые неограниченные возможности.

Во-первых, ему никто не мешал добиваться намеченного. Практически вся Европа была занята обслуживанием гигантской машины смерти германского производства, совершавшей «Восточный поход», и, разумеется, надеялась при случае поживиться куском «русского пирога». Правда, одно время Англия и Франция пытались продемонстрировать миру свою непримиримость нацизму, но так затянули в «борьбе» с Берлином, так увлеклись натравливанием Германии на Россию, что все закончилось тем, что немцы взяли Париж, а Лондон стал идеальным местом для германских летчиков в плане отработки ими навыков бомбометания.

Во-вторых, у Гитлера был вермахт, который его верный товарищ по темным партийным делам Р. Гесс образно обозвал «инструментом», при помощи которого фюрер создает Германии будущее».

Разумеется, Гитлер дорожил своим судьбоносным «инструментом». Заботился о его совершенствовании. «Весной мы будем иметь явное превосходство в командном составе, материальной части, вооружении. У русских все это будет, несомненно, низкого качества», - вдохновлял он свой генералитет сразу же после подписания им плана «операции Барбаросса».

Синдром величия и превосходства

Примечательно, что убежденность в полном превосходстве над русскими, в том числе и над командным составом Красной Армии, в вермахте имела повсеместный характер. Причем с явно выраженным маниакальным оттенком. Вот как, например, представлял себе Красную Армию, а точнее, ее комсостав, полковник Г. Блюментрит в подготовленном им материале для совещания в оперативном отделе штаба сухопутных войск 9 мая 1941 г.: «Командиры низшего звена действуют шаблонно, не проявляя самостоятельности и достаточной гибкости. В этом мы далеко превосходим русских. Наши младшие офицеры действуют смело, не страшась ответственности. Русское высшее командование уступает нашему, так как мыслит формально, не проявляя уверенности в себе. Оставшихся сегодня высших военачальников, за небольшим исключением, следует еще меньше бояться, чем бывших хорошо подготовленных русских генералов царской армии.

В настоящее время, - продолжал Блюментрит, - мы располагаем значительно большим численным превосходством. Наши войска превосходят русских по боевому опыту, обученности и вооружению, наша система управления, организации и подготовки войск самая правильная. Нам предстоят упорные бои в течение 8-14 дней, а затем успех не заставит себя ждать, и мы победим». Трудно сказать, на какой фактический материал опирался Блюментрит, корпя над своим исследованием, но то, что оно являлось «настольной книгой» для высшего комсостава вермахта, - факт. Впрочем, для младшего тоже. А все потому, что своим «победоносным» содержанием полностью отвечало настроению немецкой военщины, убеждая ее в исключительной мощи германских вооруженных сил, их абсолютной непобедимости, в том, что и предстоящая кампания на Востоке закончится уже традиционным для вермахта блицкригом. В принципе военщину можно было понять. В ее, так сказать, активе, были только победы. За какие-то полтора месяца немецкие войска разгромили армии Франции, Бельгии, Голландии. В кратчайшие сроки вермахт оккупировал Данию, Норвегию.

Стоит признать, что кадровая проблема для Красной Армии в предвоенные годы действительно стояла весьма остро. Мрачный след жестоких репрессий давал о себе знать на всех уровнях военного управления, Учитывая это трагическое для Советских Вооруженных Сил обстоятельство, Гитлер торопился с началом войны, подбадривая своих генералов тем, что «сегодня у русских нет настоящих полководцев». В частности, как показывал позже В. Кейтель, после парада немецких войск в Париже Гитлер хвастливо заявил, что для вермахта война с Россией будет чуть ли не легкой прогулкой. Но, видно, сам не веря в то, что говорил, Гитлер на деле очень серьезно отнесся к состоянию своего «судьбоносного инструмента», которому предстояло заниматься расширением территории рейха за счет славянских земель. «Осуществляется концентрация войск, которая по своим масштабам, по территориальности охвата, является величайшей, какая когда-либо имела место в мире», - восторгался он в декларации по случаю «Восточного похода». Спрашивается, если Красная Армия была так слаба, к тому же лишенная «настоящих полководцев», тогда к чему вся эта «величайшая концентрация» немецких войск по всему периметру государственной границы СССР? Заметим, страны, с которой Германию связывал договор о дружбе… Впрочем, 22 июня 1941 г., когда данная декларация Гитлера, сочиненная и озвученная Геббельсом, транслировалась по всем радиостанциям рейха, ответ уже не требовался. Многомиллионный вермахт при поддержке армий своих союзников уже совершал «величайшее дело» по «искоренению зла на Востоке».

Головокружение от успехов

Первые успехи в боях с Красной Армией настолько вскружили голову германскому руководству, что оно, охваченное победной эйфорией, утратило чувство реальности.

«В целом теперь уже можно сказать, что задача разгрома главных сил русских сухопутных армий выполнена. Поэтому не будет преувеличением, если я скажу что кампания против России была выиграна в течение 14 дней», - пометил в своем дневнике 4 июля 1941 г. начальник генерального штаба германских сухопутных сил генерал-полковник Ф. Гальдер.

Воодушевленный столь желанным для него ходом событий на восточном фронте, Гитлер в тот же день отдал распоряжение на ускоренную проработку планов ведения войны уже после завершения «операции Барбаросса». То есть планов действия вермахта по утверждению «нового мирового порядка» за пределами СССР, на существовании которого Гитлер уже поставил крест.

Победный настрой фюрера еще больше укрепил японский посол в Германии генерал Х. Осима, побывавший в районе действий группы армий «Центр». Как истинный самурай, он не отсиживался в штабах. Не расставаясь со своим самурайским мечом, он «понюхал» пороха на передовой, наблюдая, как танкисты Гудериана переправлялись через Днепр, и даже попал под сильнейший огонь русских батарей, чем был сильно напуган. Разумеется, вернувшись в Берлин, Осима с восторгом рассказывал об увиденном Гитлеру Фюреру тоже было чем похвалиться. В частности, он доверительно известил посла союзного государства о том, что ему не грозит участь Наполеона. При этом Гитлер восторженно нахваливал своих военачальников, отзываясь о них как о «личностях исторического масштаба». Высоко оценивал он и весь офицерский корпус вермахта, называя его «исключительным в своем роде».

Но пройдет совсем немного времени и из штабов этих «исторических личностей» посыплются тревожные донесения о непрерывных ударах русских, нехватке собственных резервов, техники и вооружения, боеприпасов, ускоренном падении боевого духа личного состава.

Стоит сказать, что первые признаки надвигающейся катастрофы, сам того не подозревая, заметил начальник генштаба сухопутных сил Ф. Гальдер. На пике победной эйфории, когда до завершения блицкрига, казалось, оставались считанные сутки, он в своем дневнике подчеркнул, что в действиях советских войск все больше заметны организованность и твердость управления. Данная запись ставила под сомнение официальную точку зрения руководства Германии, согласно которой у русских не было достойных военных управленцев.

Впрочем, о наличии в Красной Армии волевых, хорошо подготовленных руководителей, усилиями которых советские войска в исключительно тяжелых для них условиях сдерживали натиск гитлеровских армий, давали им серьезный отпор, свидетельствовал и тот факт, что к концу августа 1941 года потери вермахта на восточном фронте в общей сложности составили 585 122 чел.. То есть за два месяца с небольшим вермахт лишился более 0,5 млн солдат и офицеров, примерно в три раза больше, чем потерял за всю кампанию во Франции. Более того, за это же время из строя выбыло 1778 танков и штурмовых орудий. Серьезные потери понесла и немецкая авиация. Только в боях за Смоленск она поредела на 169 самолетов.

Примечательно, что данные цифры упорно игнорируют нынешние исследователи истории Второй мировой войны, нещадно эксплуатирующие «удобные» для них темы действий Красной Армии в начальный период войны - «бездарность» ее высшего руководства, «жестокость» командного состава, безжалостно бросающего в жестокое сражение необученное, плохо вооруженное пополнение. Тиражируются мифы о повальной сдаче в плен десятков бойцов и командиров Красной Армии, их массовом дезертирстве. Но если следовать их изысканиям, тогда кто же сумел нанести вермахту столь сокрушительный урон в течение нескольких недель его «Восточного похода»? Кто уже в августе 1941 года заставил Гитлера усомниться в реальности его планов «молниеносной войны?» В качестве ответа в самый раз сослаться на мнение весьма авторитетного представителя высшего руководства германских вооруженных сил – уже цитировавшегося нами Гальдера. 22 июня 1941 г., подводя итоги первого дня боевых действий на территории СССР, он отмечал в своем военном дневнике: «Общая картина первого дня наступления такова: противник был захвачен врасплох. …Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление оказалось слабым…».

Заметим, данные строки начисто отвергают выводы некоторых новоявленных исследователей Второй мировой войны, утверждающих, что 22 июня 1941 г. гитлеровская Германия всего-навсего нанесла по Советскому Союзу упреждающий удар, тем самым встав на защиту европейских стран от уже готового к агрессии «русского Ивана». Но если бы Красная Армия действительно находилась в готовности для броска на Запад, вряд ли бы «упреждающий» удар вермахта застал ее врасплох, достиг такого эффекта. Впрочем, для нас намного важнее является следующая строка из дневника Гальдера, датированная 22 июня 1941 г.: «После первого шока противник вступил в бой».

Заметим, личный состав советских пограничных военных округов не ринулся, сломя голову, в спасительный тыл, не застыл окаменело с поднятыми вверх руками, надеясь на милость врага, а вступил в жестокий неравный бой…

Губительный для планов «молниеносной войны» сбой в наступлении на Москву урезанной почти на половину группы армий «Центр» – и есть весомый результат того самого «боя», о котором упоминал Гальдер и который 22 июня 1941 г. только разгорался.

Сполна испытали на себе силу сопротивления советских войск и действующие на флангах группы армий «Север» и «Юг». В частности, группа армий «Юг», усиленная румынскими и венгерскими дивизиями, только в приграничных боях потеряла больше недели драгоценного для блицкрига времени. Теряла его она и в дальнейшем – под Бердичевом и Житомиром, Уманью и Киевом, Одессой и Севастополем…

Более того, именно в полосе ее действий советские войска не только упорно оборонялись, но и переходили в наступление и даже заставляли противника отступать. И это при том, что группой армий командовал генерал-фельдмаршал К. Рундштедт, считавшийся одним из самых талантливых немецких военачальников Второй мировой войны. Примечательно, что именно Рундштедт, узнав о готовящемся «Восточном походе», не побоялся высказать свое мнение о будущей кампании, подчеркнув, что война с Россией – бессмысленная затея, не имеющая счастливого конца. Впрочем, должностное положение, интересы рейха, благосклонность фюрера оказались выше и значимей личного мнения, в правильности которого генерал-фельдмаршал мог убеждаться до самой капитуляции германских вооруженных сил.

Далеко не все удачно складывалось и для группы армий «Север» под командованием генерал-фельдмаршала В. Лееба, неприятно удивившего Гитлера тем, что он не смог с ходу взять Ленинград.

На фоне общего, пусть и замедленного продвижения немецких войск в глубь России германское руководство все острее тревожила проблема невыполнения группами армий своих главных задач по быстрому окружению и полному уничтожению советских войск. Причем только по уничтожению, ибо даже частичный отход русских армий в свой тыл категорически отвергали планом «операции Барбаросса». Более того, он не допускался не только потому, что грозил затягиванием восточной кампании на неопределенный срок, но и тем, что мог обернуться трагедией наполеоновской армии. Одну из главных причин срыва планов «молниеносной войны» назвал все тот же полковник Блю-ментрит, которого трудно заподозрить в симпатии к Красной Армии, и которому принадлежат следующие строки: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и их союзников при поражении. Даже оказавшись в окружении, русские продолжали упорные бои».

Начальник штаба 4-й полевой армии полковник Блюментрит знал, что говорил. Его армия под командованием генерал-фельдмаршала Клюге – «железного» Ганса Клюге – с первых сражений Второй мировой находилась на острие наступательных операций. Особую ударную роль предстояло ей решать и в битве за Москву. Но, столь высоко оценив действие русских войск, он даже в страшном сне не мог представить, какие чудовищные испытания ждут его в боях за русскую столицу.

«С Москвой покончить любой ценой»

Затянувшийся на несколько недель «простой» группы армий «Центр» в решении своей главной задачи гитлеровское командование надеялось компенсировать новым мощным ударом по Москве. В директиве объединенного командования вермахта № 35 на проведение наступательной операции под кодовым названием «Тайфун» подчеркивалось, что она должна непременно пройти удачно, в кратчайшие сроки и, конечно же, завершиться победой. 30 сентября «Тайфун» обрушился на советские оборонительные позиции. Действуя сразу на трех главных направлениях, основательно обновленные и серьезно усиленные немецкие войска благодаря эффективным прорывам своих танковых армий буквально за несколько суток сумели добиться значительных успехов. Уже подзабытый блицкриг вновь стал вдохновлять гитлеровское командование. «Операция «Тайфун» развивается почти классически», - отметил 4 октября в своем дневнике Гальдер. Правда, уже 6 октября он же признал: «2-я танковая армия Гудериана, наступающая от Орла на Тулу, подверглась сильной контратаке противника»…

Впрочем, после успеха под Вязьмой и начала преследования отходящих советских частей в вермахте трудно было найти человека, который бы не верил в скорое падение Москвы. Более того, главком сухопутных сил генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич начинает прорабатывать вопрос о переброске с восточного фронта на западный некоторых частей в целях их переформирования для использования уже за пределами России. Считая, что судьба Москвы практически решена, Гитлер на ее окружение и уничтожение оставляет всего две армии - 4-ю полевую Клюге и 2-ю танковую Гудериана, а также приданную из группы армий «Север» танковую группу генерала Гёпнера.

Уверовав в скорый конец завершения битвы за Москву, Гитлер 12 октября отменяет свой первоначальный план затопления русской столицы и отдает приказ капитуляцию не принимать, а, окружив Москву, «подвергнуть ее изнуряющему артиллерийскому обстрелу и воздушным налетам». Заодно приказывает срочно формировать специальные команды для разрушения Кремля. Для этой цели были даже отправлены сверхтяжелые орудия.

Примечательно, что именно 12 октября Государственный Комитет Обороны принял решение о строительстве непосредственно в Москве оборонительных рубежей, то есть по превращению столицы в неприступную крепость.

Как развивались события в дальнейшем - известно. Напоровшись на беспримерную стойкость бойцов и командиров Красной Армии, уже обожженных огнем прежних боев, и новичков из состава сибирских дивизий, частей НКВД и народных ополченцев, «Тайфун» к середине октября стал выдыхаться. Объясняя провал своего наступления, гитлеровские генералы ссылались на русское бездорожье и ужасные погодные условия. Конечно, осенняя распутица лишила немцев превосходства в подвижности. Но вместе с тем она уравняла маневренные возможности противоборствующих сторон, отрицательно повлияла на эффективность их действий. Так что, на чьей конкретно стороне оказалась непогода, сказать трудно.

К примеру, в своем докладе в штаб фронта командующий 16-й армией генерал-майор К. Рокоссовский отмечал: «Состояние дорог настолько плохое, что сохраняется угроза невозможности вывезти материальную часть артиллерии и всех типов машин». Во многом из-за грязи и бездорожья при выходе из окружения потеряли значительную часть своих орудий, автомашин, радиостанций части 3-й и 13-й армий Брянского фронта. Так что распутица принесла советским войскам вред больший, чем немецким. У противника техника лишь застревала, а наши отступающие войска вынуждены были ее бросать или уничтожать. Снижение темпов наступления - одно, а безвозвратные потери боевой техники - совершенно другое.

Бездорожье нарушило всю систему снабжения Калининского фронта, что привело к срыву планов советского командования по разгрому калининской группировки противника. И это далеко не единственный пример, свидетельствующий о том, что распутица во многом оказалась полезней для врага.

Мужество советских воинов - вот что явилось главной причиной неудачи первого удара «Тайфуна». Причем и мужество тех, кто оказался в котлах окружения. Заметим, для уничтожения советских войск под Вязьмой германское командование выделило 28 дивизий. В районе «брянского котла» вплоть до 23 октября действовало еще 20 соединений врага. То есть в течение почти трех недель для борьбы с окруженными советскими войсками использовалось от 35 до 64% дивизий группы армий «Центр», которые должны были наступать на Москву. За это время Ставка Верховного Главнокомандования сумела подтянуть резервы, перегруппировать свои силы, закрыть брешь в обороне, восстановить Западный и создать новый, Калининский фронт.

Призыв Гитлера к войскам восточного фронта «в ближайшее время любой ценой покончить с Москвой» стал главной целью второго генерального наступления. Для захвата города было выделено 54 дивизии, в том числе 13 танковых и семь моторизованных. Для прикрытия внешних флангов ударных группировок использовались 9-я и 2-я армии.

К этому времени советский Западный фронт имел уже больше дивизий, чем противник. Наша авиация в полтора раза превосходила вражескую. Однако по количеству огневых средств и численности личного состава советские дивизии значительно уступали немецким. Поэтому противнику удалось обеспечить превосходство над защитниками Москвы в личном составе почти в два раза, в танках – в полтора раза. На направлениях главных ударов враг добился еще большего преимущества. Например, на клинском направлении против 56 танков, 210 орудий и минометов 30-й армии было сосредоточено до 300 немецких танков, 910 орудий и минометов. На истринском направлении против 150 танков и 767 орудий и минометов 16-й армии немцы задействовали 400 танков, свыше 1000 орудий и минометов. На каширском направлении враг имел около 400 танков и 810 орудий против 45 танков и 300 орудий и минометов 50-й армии.

Следует отметить и то, что противник использовал части и соединения, обладавшие огромным боевым опытом, а также элитные дивизии СС. Располагая столь значительными силами, немецкое командование было твердо уверено, что на этот раз Москва не устоит. 15 ноября «Тайфун» вновь пришел в движение. С каждым днем смертельное кольцо ожесточенных боев все плотнее сжималось вокруг Москвы, грозя достичь ее окраин. Не выдержав натиска превосходящих сил противника, 30-я армия генерал-майора Д. Лелюшенко вынуждена была отойти на широком фронте к Волге, южнее Калинина. Стремясь избежать окружения, соединения 16-й армии генерала К. Рокоссовского оставили Клин и Солнечногорск, откуда главные силы 3-й и 4-й немецких танковых групп нанесли удар по Яхроме и Красной Поляне и оказались всего лишь в 27 км от Москвы. Серьезная опасность возникла на левом крыле Западного фронта. Прорвав оборону советских войск, танковая армия Гудериана устремилась к Кашире и Коломне.

В ночь на 1 декабря разведывательный батальон 258-й немецкой пехотной дивизии сумел отыскать бреши в обороне защитников Москвы, к утру почти достиг юго-западной окраины города. Положение вокруг столицы было настолько опасным, что, казалось, началось сбываться не только заветное желание Гитлера, но и подтверждались выводы аналитиков Лондона и Вашингтона, пророчивших разгром Красной Армии к осени 1941 года.

Но именно в первых числах декабря произошло то, что потрясло мир – русские войска не только, укротив «Тайфун», выстояли под Москвой, но и совершили невероятное– перейдя в контрнаступление, погнали врага прочь от своей столицы. Красная Армия сотворила настоящее чудо – впервые с начала Второй мировой войны заставила вермахт отступать. Более того, разгромив ударные вражеские группировки, советские войска тем самым поставили крест на отработанной в Европе гитлеровской стратегии «молниеносной войны». Велика и цена второго удара генерального наступления вермахта на Москву. Только с 16 ноября по 5 декабря 1941 г. противник потерял под Москвой 55 тыс. чел. убитыми, свыше 100 тыс. раненными и обмороженными. За это время было подбито 777 танков, уничтожено 297 орудий и минометов, 244 пулемета, сбито в воздушных боях и уничтожено на аэродромах 1500 немецких самолетов.

Еще большие потери понесли советские войска. Статистика свидетельствует, что осенью 1941 года под Москвой погибало и выходило из строя в среднем 11-12 чел./мин. К примеру, 50-я армия генерал-майора А.Н. Ермакова за сутки 27 сентября потеряла 4913 чел. убитыми, раненными и пропавшими без вести. По немецким данным, под Вязьмой и Брянском было пленено 673 тыс. советских военнослужащих. А всего только за два месяца оборонительных боев мы потеряли сотни тысяч людей.

Такова страшная цена краха блицкрига. Вместе с тем это и цена, которую Красная Армия заплатила за крушение планов гитлеровской Германии о мировом господстве. Ведь после провала операции «Тайфун» в немецких штабах о продолжении наступления на Москву уже не говорили. Более того, не говорили и об обороне. Все понимали – от ударов советских войск может спасти только организованное отступление. Данный вариант категорически отвергал Гитлер. «Вам только разреши, так вы будете отступать до Днепра, а то и до самой польской границы», – говорил он, приказывая на каждом рубеже стоять насмерть. И немцы стояли. Впрочем, не только они одни.

В составе вермахта было немало воинских формирований из различных европейских стран. В том числе и французские добровольцы. Именно к ним обратился с приветствием генерал-фельдмаршал Клюге, напомнив, что в знаменитой Бородинской битве рядом с французами сражались немецкие полки. Теперь же, мол, вам доказывать верность былому боевому братству. Спустя сутки от французского контингента остался лишь жалкий батальон. Наследники лопнувшей славы Наполеона не выдержали огня русских батарей и лютого холода. Кстати, именно погодные условия, по мнению битых гитлеровских генералов, вновь сорвут планы наступления. Думается, самый верный ответ по этому поводу дал американский корреспондент Г. Кассиди, в то время находившийся в Москве. «Если бы «генерал Мороз» являлся генералом Красной Армии, – писал он, – то его надо было бы расстрелять за измены, ибо он сражался против русских точно так же, как и против немцев».

Заметим, в декабре 1941 года, после неудачи операции «Тайфун» Гитлер немало навредил своим войскам, не давая им возможности отступать.

18 декабря генерал-фельдмаршал Клюге стал командующим группы армий «Центр» вместо не оправдавшего надежд Гитлера генерал-фельдмаршала фон Бока. К этому времени Клюге был уже далеко не былым «железным» Клюге. Понимая бессмысленность губительной для остатков группы армий позиционной обороны, он командирует в ставку Гитлера его любимца генерала Гудериана с надеждой, что тот уговорит фюрера отдать приказ об отступлении. Пять часов Гудериан доказывал фюреру о важности отступления, но так своего и не добился.

«Вы на события смотрите слишком с близкого расстояния, а для реальной оценки происходящего необходим взгляд со стороны», – пожурил своего любимца Гитлер и отправил туда, откуда он и прибыл, – в пылающее Подмосковье стоять насмерть.

Гудериану не хотелось в 58 лет стоять насмерть. Тем более, что и стоять ему было не с кем. От его армии осталось лишь несколько десятков танков. Игнорируя приказы вышестоящего начальства, он отступает. Узнав, что в генштабе обсуждается вопрос о привлечении его к суду военного трибунала, Гудериан просит о замене его с поста командарма. Гитлер не возражает. Взбешенный провалом наступления на Москву, крахом блицкрига, он снимает с должностей почти полсотни генералов, включая и главкома сухопутных сил фельдмаршала фон Браухича, забыв, что всего пару месяцев назад считал их «личностями исторического масштаба». «22 июня мы открыли дверь и не знали, что за ней находится», – скажет позже Гитлер, оправдывая свои неудачи на восточном фронте. «Дверь» – граница СССР. Как ее открывали, известно.

Вряд ли можно поверить в то, что, готовясь к войне с Советским Союзом и имея данные своей разведки, германское высшее военное руководство не знало о том, что находилось за «дверью». В одном был прав Гитлер. Он действительно не знал о колоссальном потенциале сопротивления советского народа оккупантам, готовности к самопожертвованию во имя победы. Зараженный манией величия, Гитлер просчитался и в отношении отсутствия в Красной Армии настоящих полководцев, которые ярко заявили о себе именно в сражении под Москвой, и чьи имена навечно золотыми буквами внесены в героическую летопись священной войны.

В подготовке материала к печати принимала участие Галина Табакова (набор)